– Мне жаль, что я так поздно тебя узнала…
И вдруг в мою память хлынул свет! Такой яркий, что я даже зажмурилась. Я вспомнила все-все! И расплакалась.
– Что же ты не рассказала все до конца! – воскликнула я. – Почему промолчала!
– Я… не думаю, что заслужила прощение…
– Аид, Ден, слушайте, что было дальше!
Мама укрыла меня в расщелине высохшего дерева и приказала сидеть тихо, как мышка.
– Я тоже спрячусь, Тэм. Все будет хорошо.
Не знаю, сколько времени я провела в тесном убежище, согнувшись в три погибели. Ноги затекли, шея болела. Я плакала, но боялась вытирать слезы. Боялась лишний раз пошевелиться. А потом услышала девичий приглушенный шепот:
– Тэмми, Тэмми, Темира Морея…
По лесу кралась рыжая девчонка из зеркала. Оглядывалась и вздрагивала от каждого шороха.
– Пожалуйста, Темира, если ты здесь, откликнись, – жалобно сказала она. – Я пришла, чтобы отвести тебя домой.
Я не знала, можно ли верить обманщице, которая заманила нас в Цестер, но все же осторожно выглянула. Девчонка терла красные от слез глаза. Вздрогнула, увидев меня.
– Ты! – прошипела я угрожающе.
– Прошу, выходи. Я спасу тебя. И твою маму. Я не хотела. Правда…
Мы долго-долго бегали по лесу, шептали имя мамы, выискивали следы, любые признаки того, что мама где-то рядом, но все было напрасно.
– Ненавижу, – только это слово я повторяла все время. – Ненавижу, ненавижу тебя!
А Лаура плакала и согласно кивала. Мы обе устали, сбили ноги, порвали одежду. Но я бы ни за что не ушла, если бы не тварь, что внезапно заступила дорогу.
На голове у чудовища были костяные наросты, она раззявила рот, полный треугольных зубов. По сравнению с другими тварями Цестера эта была невелика, по пояс человеку, но на двух девчонок хватило бы с лихвой и этой «малютки».
– Не бойся, – сказала Лаура. – Я будущий ловчий. Я буду с ней сражаться своей аурой.
Она шмыгнула носом, вытерла слезы тыльной стороной ладони, оставляя на щеках полоски грязи, и вышла вперед, закрыла меня собой.
Ловчий, ага… Разве что в своих мечтах. Страшилище разделается с рыжей девчонкой за секунду.
Сквозь стволы мерцало гладкое озеро, совсем близко. Успеем добежать.
– Портал… – прошептала я. – Сделай портал.
Пока мы стремглав неслись к озеру, я все оглядывалась в последней надежде увидеть светлые мамины волосы, ее любимое лицо.
Уже сидя на сундуке в своей комнате, я выла, обхватив подушку, и повторяла: «Ненавижу, ненавижу, ненавижу!»
Я никак не могла успокоиться. Лаура принесла воды в чашке, но я швырнула ее в стену. Я так рыдала, что у меня зуб на зуб не попадал.
– Я сейчас, сейчас… – пробормотала она.
Нырнула в зеркало и появилась через несколько минут, неся в руках прутики, усеянные гроздьями алых ягод.
– Съешь две штучки, – попросила она. – Это дурманник из Азорка. Их еще называют ягодами забвения. Тебе сразу станет лучше, вот увидишь…
Я схватила веточку и принялась запихивать в рот аппетитные ягоды одну за другой.
– Нет, нет, остановись! Нельзя столько! Можно потерять память, да и вовсе разума лишиться.
– Ненавижу! – ответила я.
И не успокоилась, пока не проглотила добрых два десятка ягод. Голова стала пустой и легкой, тело обмякло. Я скатилась с сундука прямо на пол и погрузилась в блаженную тьму.
Очнулась на следующий день, укутанная в плед. В голове точно бил колокол. «Мама! – вскинулась я. – Мы потерялись вчера в Цестере! Но как мы выбрались? Ничего не помню…»
Огляделась, надеясь увидеть маму живой и невредимой, но я была в квартире одна…
– Ты вернулась за нами, – прошептала я. – Ты старалась нас спасти. И вовсе не уничтожала мою память, я сама хотела забыть… И… я не ненавижу тебя, Лу.
В маленькой овальной комнате, чьи стены, пол и сам серый камень украшал диковинный орнамент, повисло молчание. Я обнимала Лу и чувствовала на своей шее ее тихое и частое дыхание. Мне было очень страшно, будто мы, открыв все тайны прошлого, пересекли невидимую черту, заходить за которую было нельзя. Потому что такие слова говорят, только прощаясь…
Я мягко отстранилась и изо всех сил постаралась улыбнуться. Надо, чтобы Лу видела: еще есть надежда.
Но ее не было. После таких ран не выживают. Она и сама это понимала и улыбнулась в ответ растерянно и немного виновато.
Ден покачнулся. Правда, тут же выровнялся. Хмыкнул:
– Надо же, как быстро…
А потом:
– Аид, там в стене углубление. Видишь? В нем ритуальный кинжал, принеси, будь добр.
– Что?.. Ден?.. – Я не хотела верить.
Все и так было в крови, поэтому я не сразу обратила внимание, что грудь Эйдена пробита насквозь.
– Тебя так сильно ранили! Надо поскорее перевязать! Ид!..
– Ш-ш-ш, детеныш, – спокойно сказал Ден. – Меня не ранили. Меня убили. Уже давно.
Аид держался лучше всех, старался сохранять хладнокровие, но вокруг его темных глаз залегли тени, а сами глаза горели как угли на осунувшемся лице.
Он принес кинжал – небольшой, немного искривленный, с удобной длинной рукоятью и узким лезвием.
– Теперь режь ладонь! – приказал Эйден.
Он снова покачнулся.
– Лу, я положу тебя, котенок… Я рядом…