Стефанит и Ихнилат

Своеобразие «Стефанита и Ихнилата», его несходство с большинством известных нам памятников, бытовавших на Руси до XV в., разительны. Необычны не только основные персонажи, давшие имя книге, — необычны и остальные действующие лица. Говоря о древнерусской литературе, исследователи обычно отмечают отсутствие в ней заведомого вымысла, историчность (действительную или предполагаемую) ее героев. Между тем в «Стефаните и Ихнилате» действуют явно не исторические персонажи, и даже не люди, а звери, но звери сказочные, имеющие свое государство, своего царя, разговаривающие друг с другом на человеческом языке. Все это испокон веку было свойственно сказкам о животных, но когда именно проникли такие сказки в русскую письменность?

Своеобразие «Стефанита и Ихнилата» делает особенно желательным исследование литературной судьбы книги о двух зверях в русской письменности. Когда появилась здесь эта книга? Кем и с какой целью она переписывалась? В настоящей статье мы попытаемся выяснить судьбу «Стефанита и Ихнилата» в первые века бытования книги на Руси.

I

Книга «Стефанит и Ихнилат» пришла на Русь из Византии через южных славян, но родиной ее является Восток. В своем первоначальном индийском варианте, известном по санскритской «Панчатантре» IV в. н. э., цикл басен о животных состоял из пяти книг, в которых мудрец-брахман по просьбе царя Амаршакти рассказывает ему притчи-басни о «разумном поведении». Басни эти перемежаются стихами, обычно выражающими в более прямой форме мораль повествования. Первая книга «Панчатантры» — «Разъединение друзей»:

Сошелся лев с быком в лесу, и их привязанность росла,
Но жадный клеветник шакал навек ту дружбу погубил, —

таково краткое содержание этой книги, изложенное в ее первом стихотворении.[89] Вторая книга рассказывает, в противовес первой, о верной дружбе ворона, серны, крысы и черепахи; третья — о войне воронов с совами; четвертая — о коварном дельфине, пытавшемся обмануть своего друга обезьяну; пятая — о безрассудных поступках (рассказ о глупом цирюльнике).

Построенная как наставление государю («княжеское зерцало» — жанр популярный в средние века и на Востоке и на Западе), «Панчатантра» брала, однако, свой материал из сказок о животных — сказок, широко распространенных у всех народов мира. Из Индии цикл басен о животных проник в Иран, а оттуда — в арабские страны.

Для развития европейских, и в частности славянских, литератур наибольшее значение имела именно арабская версия басенного цикла: на основе этой версии возникли и ее греческая переработка, в свою очередь использованная южными и восточными славянами, и латинское переложение, получившее распространение по всей Западной Европе.

По своей структуре арабская версия цикла несколько отличалась от индийской. Общая «рамка» цикла (разговор царя с мудрецом), мало разработанная и в «Панчатантре», играла в арабском тексте небольшую роль; важнейшее значение приобрел зато основной рассказ первой книги — о двух шакалах, льве и быке. Индийские имена этих шакалов — Каратака и Даманака — были переданы в арабском тексте как Калила и Димна; по их именам и весь цикл получил название «Калила и Димна». К обширной первой главе, рассказывающей о том, как Димна поссорил льва с быком и погубил быка, была прибавлена здесь еще одна глава о суде над Димной и его казни. Далее следовали небольшие по размерам главы, соответствующие 2—4-й книгам «Панчатантры» — о вороне и его друзьях, о воронах и совах, об обезьяне и черепахе (заменившей дельфина индийской версии); из 5-й книги индийского цикла был взят не рамочный рассказ, а одна из вставных притч — о человеке, безрассудно убившем ласку, спасшую его ребенка от змеи. На этом, однако, текст «Калилы и Димны» не оканчивался: в него включались еще главы о царе Шадираме, его визире и женах и ряд других глав, восходивших, видимо, тоже к индийским источникам,[90] но таким, которые не отразились в «Панчатантре».

Арабская «Калила и Димна» отличалась от «Панчатантры» и по жанру. Проза здесь полностью вытеснила стихи; созданная в XIII в. «Калила и Димна» представляла собой новеллистический цикл, предвосхитивший такие памятники арабской художественной прозы последующих веков, как «Тысяча и одна ночь». Роль подобных новеллистических циклов в мировой литературе хорошо известна: не без влияния Востока (который здесь, как и в ряде других случаев, значительно опередил Западную Европу) новеллистические циклы появляются в конце средних веков и на Западе. Именно в этом жанре, представленном такими шедеврами, как «Декамерон» Боккаччо (испытавший некоторое влияние «Калилы и Димны»), отразился, по словам А. Н. Веселовского, «протест реальности» против феодально-рыцарского идеала средневековья.[91]