Читаем Стеклянная гора полностью

Стеклянная гора

Андрей Иванович Плигузов , Дональд Бартельм , Дональд Бартельми

Все более просто работу свою понимаю –прежде жил по подсказке, прислушивался к голосам,а нынче оглох и слышувсе то же: давай, работайа как работать - не слышу.Мы выросли не на школьнойлатыни, и певчие лебединескоро нас отыскали.Коллегии тишиныи утренний воздух лесаучили нас, как придется,и все мое поколениечужим языком говорит,а я говорю, как умею.Я в первый раз это понялв пустом дровяном сарае,когда ты держала Словона кончике языкаи Словом меня кормила,как кормят слюной птенца,и вышла под дождь, и русскийустный стучал по лужам,и платье твое прилипло.

64.

Встанешь ночью — и будешь смотреть, напрягая глаза, как снуют переулки, наклонясь в ярко-желтом мелькающем свете, будто что-то плетут из соломы. Так и будешь без всякого дела мусолить зрачки, и глазазаблестят, свет пойдет со слезой. Слишком горьким лекарством обносят городских постояльцев. А дома, под дождями насупясь, стоят, сочиняют стихи по-китайски, помнят работу свою.

65.

Мандельштам с головою в руках ищет, где ему лечь, где помягче земля. Снаряжаем печальные корабли на чужбину, и плывем, и в могилы берем облака, стоявшие над головой Моисея. Но и там не кончается наше кочевье. Ночами Данте слушает тень, склонившуюся над Торой. Под эту диктовку мы идем, и Красная площадь расступается перед нами, как море.

66.

Кипарисы, деревья запретной любви, не дающие тени, длинноногие школьники, рекруты ночи, дожидаются времени, за античностью следующего, но опаздывающего. Безголовые бабочкииз-под кисточки Ци Бай-шиизбалованы нежным цветкомс итальянским названием.Не спешим,и поищем в подстрочникезагорелые голени,локти косых парусовво Флориде, кипарисы,скользящий металлдорогого вина. Временадля искусства не самые лучшие:лук, свирель, Апполон,Роберт Лоуэлл, ныне покойный,музыкальная школа, молочныегаммы, смуглый отрок,которому звуки не впрок.

67.

Н.Г.Проверим узы брачныес тобою, высота,здесь, в пламени горящеготернового куста,здесь, на библейской пустоши,в ветхозаветной тьмепространства безвоздушного,в бесснежной той зиме,что нас несла над городом,держала на весу,сорила полустертымимонетками. К лицу сухой тянулась варежкой, но не было тепла. Зато была испарина, зато - напополам постель делили, чистую стелили простыню, и это все записано. И я себя виню, что поздно образумился, что лишь сейчас вхожу в огонь, в чужую улицу, где пальцы обожгу. Прошу огня неспящего, что ходит по пятам, прошу того, горящего тернового куста.