Стеклянный Дворец

Дину пошел вперед возбужденно торопясь вслед за Элисон. Ума догнала их на том месте, где склон выравнивался, превращаясь в каменистое плато. Прямо перед ней на квадратном постаменте стояли два похожих на могильные обелиски строения — окруженные стенами помещения, каждое с дверью, выходящей в небольшой загончик. Каменные стены были старыми и покрылись мхом, а крыши рухнули внутрь.

— Я надеялась, что вы сможете нам сказать, что это, тетя Ума.

— Почему я?

— Ну, ваш отец ведь был археологом?

— Да, но… — Ума медленно покачала головой. — Я не очень-то многому у него научилась.

Ни одно другое зрелище не вызвало у нее столько чувств: потрескавшийся красный камень по соседству с густой зеленью джунглей и безмятежно вздымающейся горой с пеленой облаков вокруг вершины. Дину был поглощен фотографированием руин, ходя кругами с максимальной скоростью, которую позволяла его нога. Ума ощутила внезапный прилив зависти: если бы она была в том же возрасте, это сооружение тоже увлекло бы ее и изменило жизнь, она бы раскопала его и увезла с собой.

— Тетя Ума, — позвал ее Дину с другой стороны поляны, — что это за развалины?

Она провела большим пальцем по пористому камню.

— Думаю, это то, что мой отец называл чанди, — тихо произнесла она. — Святилища.

— Что за святилища? — спросил Дину. — Кто их построил?

— Я бы сказала, что либо индуисты, либо буддисты, — Ума развела руками, расстроившись от собственного невежества. — Хотела бы я сказать тебе больше.

— Думаете, они древние? — продолжил Дину.

— Да. Уверена в этом. Только взгляни, как выветрен камень. Я бы сказала, что эти чанди очень древние.

— Я знала, что они древние, — триумфально заявила Элисон. — Я знала. Папа мне не верил. Он говорит, что здесь не может быть древностей, потому что когда мы приехали, тут были одни лишь джунгли.

Дину в своей резкой манере повернулся к Элисон.

— А как ты нашла это место?

— Отец иногда берет нас в джунгли пострелять. Однажды мы наткнулись на это место, — она взяла Дину за руку. — Давай я покажу тебе кое-что. Идем.

Элисон повела Дину к большему из двух сооружений. Остановившись у постамента, она показала на вырезанное на покрытом мхом камне изображение, потрепанного временем Ганешу.

— Мы нашли это изображение на земле и вернули его на место, — объяснила Элисон. — Решили, что оно отсюда.

Ума бросила взгляд на Дину и Элисон, стоящих рядом в полуразрушенном дверном проеме. Они выглядели совсем юными, скорее детьми, чем подростками.

— Дай мне камеру, — обратилась она к Дину. — Я сфотографирую вас вместе.

Ума взяла у него Брауни и сделала шаг назад, приложив глаз к видоискателю. Когда она увидела их вместе, в рамке, ее поразила внезапная мысль. Она вдруг поняла, почему люди устраивают браки для детей — это способ придать будущему форму прошлого, сцементировать узы памяти и связи с друзьями. Дину и Элисон — если бы они только лучше друг другу подходили — как чудесно могло бы получиться, свести вместе столько историй. Потом она вспомнила, что должна сделать, и разозлилась на себя за то, что размышляла о вещах, которые ее не касаются. Ума щелкнула затвором и протянула камеру обратно Дину.

***

На плантации день начинался рано. Каждое утро, задолго до рассвета, Ума просыпалась от звука шагов Мэтью, который спускался по большой лестнице и шел к машине. Из окна она видела, как передние фары прорезают предрассветную темноту вниз по склону, в направлении конторы поместья.

Однажды она спросила Мэтью:

— Куда ты ездишь так рано утром?

— На перекличку.

— Что это?

— Около конторы есть поле для собраний. Сборщики латекса приходят туда утром, и контракторы выдают им задания на день.

Ее заинтересовал жаргон: перекличка, контракторы.

— А я могу прийти?

— Конечно.

На следующее утро Ума поехала в контору вместе с Мэтью, по просекам, которые вились по склону. Перед конторой с жестяной крышей, при свете керосиновых ламп, собрались десятки сборщиков, все были индийцами, главным образом тамилами, женщины носили сари, а мужчины — саронги.

Последующая церемония частично напоминала военный парад, а частично — школьное собрание. Возглавлял ее управляющий поместьем, мистер Тримбл, дородный азиат. Сборщики стояли прямыми рядами лицом к высокому флагштоку в дальнем углу площадки. Мистер Тримбл поднял Юнион Джек, а потом встал под флагом по стойке смирно, отдавая честь, два ряда индийцев стояли за его спиной — это были сборщики.

Мистер Тримбл внимательно наблюдал за поведением сборщиков. Его манеры были чем-то средним между строгим директором школы и сварливым сержантом. Время от времени он нырял в ряды зрителей с ротанговой тростью под мышкой. Некоторых сборщиков он одаривал улыбкой, других ободрял парой слов, а рядом с другими картинно выходил из себя, жестикулируя и поливая их бранью на тамильском и английском, указывая на объект своего гнева кончиком трости.

— Ах ты собака, паршивый кули, подними свою черную рожу и смотри на меня, когда я с тобой говорю.