Стеклянный город

– О нет! – с излишней, как показалось ему самому, горячностью, выпалил Хью. – Я буду рад!

* * *

Оставшись в одиночестве, Бритт задумалась, откуда все-таки начать: с дома Роуза или с дома Долл? Правда, она ведь хотела найти причину для разговора с Долл как раз в том черном доме…

Бритт немедленно обругала себя. Конечно же, на эти мысли ее навели собственное малодушие и слабость! Страх перед черным домом закрался в ее сердце еще в тот момент, когда она увидела его с высоты обзора Дальней башни. Но теперь, когда она узнала правду – с чего ей бояться?

Она вспомнила открытое, вдохновленное лицо Роуза Леймисса в глубине старинного зеркала. Разве может дом такого человека быть опасным? Там произошла ужасная трагедия, и вместе с тем…

Вместе с тем – этот дом приблизил бы их к пониманию того, как Роуза спасти. Никто не должен быть заперт и похоронен под пыльным покрывалом, подумала Бритт. Если уж не удалось человеку умереть как положено – так дайте ему быть нормальным призраком, а не прячьте…

Отчего-то судьба Роуза трогала Бритт не иначе как за какие-то струны души. Она не могла припомнить, когда в последний раз так заводилась из-за чьей-то чужой судьбы. Брайан и Ри наверняка посмеялись бы над ней. Видели бы они ее сейчас!

Все эти мысли проносились в голове у Бритт и не задерживались надолго, словно морозный ветер уносил их прочь. А сама Бритт спешила вперед, надеясь только, что достаточно хорошо запомнила карту, чтобы не заплутать среди улочек и переулков. В крайнем случае, у нее была перерисованная карта и наброски, сделанные на Дальней башне, да и черный дом…

Черный дом сложно было не узнать – он стоял словно бы особняком от всех прочих домов, заросший деревьями и кустами, точно замок Спящей красавицы. Бритт осознала, что пришла на место, только тогда, когда буквально уперлась лбом в кованый железный забор.

Когда-то этот дом был красив. Это даже не было вопросом – Бритт видела это так, словно прежний облик дома был у нее перед глазами. Она сморгнула слезы, отчего-то навернувшиеся на глаза при виде заброшенных почерневших стен, достала альбом и начала рисовать.

Дом был тогда, конечно, белый и украшенный золотым орнаментом и цветными витражами, которые так подходили старомодному облику молодого художника. В доме Роуза часто бывали гости, и потому двери редко закрывались, и только легкая занавеска прикрывала вход – а то все-таки горы вокруг и бывает так ветрено… Яркие огоньки, фонари и гирлянды – вот постоянные украшения этого дома, и аккуратные, тщательно подстриженные цветы и деревья… Бритт закончила набросок и огляделась.

Аккуратный сад превратился в тернистые непроходимые на вид дебри. Можно ли вообще попасть внутрь? Ведь говорили, жители Марблита входить сюда.

Но Бритт не из Марблита. И она ничем не рискует.

Об обещании не ходить внутрь в одиночестве она успела позабыть.

Подумав так, девочка открыла калитку и оказалась в коридоре переплетенных друг с другом деревьев. Калитка со стоном захлопнулась, и Бритт увидела, что коридор деревьев ведет прямо ко входу. К наглухо закрытой тяжелой почерневшей двери без единого витража.

Толкнув дверь, Бритт вошла.

Она ожидала увидеть запустение, разруху, прохудившиеся полы – все, что сопутствовало прочим заброшенным, пострадавшим от пожара, домам, в которых она успела побывать. Поэтому сохранность интерьеров поразила ее: все в доме выглядело так, словно его оставили час назад. Вот только слой пыли на мебели выдавал долгое отсутствие хозяина, и цвет… Черный цвет, которым, словно чехлом, затянуло все вокруг.

Это был не благородный, радующий глаз оттенок черного. Нет, Бритт слишком хорошо разбиралась в цветах и поняла сразу: здесь в доме можно встретить только матовый, нехороший черный, цвет старости и забвения. Дом выглядел словно закопченным после пожара, но пожара не было и вещи были в целости и сохранности.

По спине Бритт пробежали мурашки.

Она обошла гостиную, которая, судя по всему, и служила Роузу мастерской. Личные вещи отсюда давно забрали, но Бритт без труда могла вообразить, где стоял мольберт, и где хранились краски. А бледные пятна на стенах остались после того, как с них сняли картины и наброски…

И то, с каким изяществом и простотой был обставлен дом, наводило на мысль, насколько Роуз Леймисс не был похож на господина мэра или Долл. Никакой помпезности и показной роскоши, вместо этого – спокойный уют. Даже сквозь черную копоть угадывалось, что в креслах удобно сидеть, а столы подходят и для ужина, и для творческой напряженной работы.

И – Бритт подумала, что у нее совсем уже разыгралось воображение – как перекликался этот дом с гостеприимным «Розарием», где все устраивалось с легкой руки Гвендолин так, чтобы гостям было хорошо и уютно.

Витая лестница поднималась наверх. Бритт осторожно шагнула на ступеньки: вроде бы крепкие и не опасные. Она осторожно начала подниматься по лестнице, положив руку на перила.

У самого конца лестницы Бритт увидела еще одну дверь, и, не задумываясь, толкнула ее.