Стеклянный меч

Я набрасываю куртку на ребенка, и изо всех сил подавляя желание лечь рядом и больше не вставать. Мои пальцы касаются крошечного холодного кулачка. Под него что-то подсунуто. Записка. Я поскорее прячу ее в карман, пока никто не заметил.

На обратном пути к самолету я рискую прочесть записку. Она датирована вчерашним днем. Мы опоздали совсем чуть-чуть.

22 октября

Да, грубо. Но необходимо. Ты должна понимать, что ты делаешь с этими людьми и что вынуждаешь делать меня. Каждый труп – это намек тебе и моему брату. Сдайся – и я прекращу. Сдайся – и они будут жить. Я человек слова.

До встречи.

^Мэйвен

Мы возвращаемся в Ущелье к ночи. Я не могу есть, не могу говорить, не могу спать. Остальные обсуждают то, что произошло в Темплине, но никто не смеет обратиться ко мне. Шейд пытается заговорить, но я отхожу и скрываюсь в недрах нашего укрытия. Я прячусь в своей тесной спальне, убеждая себя, что мне нужно побыть одной. До сих пор я ненавидела эту уединенную комнатушку, отделенную от остальных. Теперь я ненавижу ее еще сильнее, но присоединиться к другим не в состоянии. Вместо этого я жду, когда все заснут, и выхожу немного побродить. Я беру одеяло, хотя оно ничуть не защищает от холода, наружного и внутреннего.

Я уверяю себя, что в его комнату меня гонит осенний холод, а вовсе не пустота в груди. Не ледяная бездна, которая растет с каждым поражением. Не записка в кармане, которая прожигает меня насквозь.

Огонь танцует на полу, не выходя за пределы аккуратной ямы, обложенной камнями. Даже среди причудливых теней понятно, что Кэл не спит. Его глаза полны пламени, но не сердиты. Я не вижу в них даже замешательства. Он откидывает одеяло и подвигается, чтобы дать мне место.

– Здесь холодно, – говорю я.

Очевидно, он понимает, что я имею в виду на самом деле.

– Фарли мне рассказала, – негромко говорит Кэл, когда я сажусь.

Он обвивает мою талию рукой, нежно и тепло, и в этом жесте нет ничего, кроме желания утешить. Вторая рука касается моей спины, ладонь ложится на шрамы. Это значит: «Я здесь».

Мне хочется рассказать ему про записку Мэйвена. Но что толку? Кэл отвергнет предложение, как и я, и будет страдать от стыда вместе со мной. Это лишь причинит принцу боль, чего и добивается Мэйвен. Я не доставлю ему такого удовольствия. Он уже победил меня. Но Кэла он не сломит.

Каким-то чудом я засыпаю. И не вижу снов.

Глава 20

С тех пор спальня Кэла стала нашей общей. Это произошло с молчаливого обоюдного согласия. Теперь нам обоим есть за что держаться. Мы слишком устали, чтобы заниматься чем-то, помимо сна, хотя, не сомневаюсь, Килорн считает иначе. Отчасти мне хочется присоединиться к остальным в огромной общей спальне, где дети шепчутся по ночам, а Бабуля их утихомиривает. От этого люди сближаются. Но я не хочу никого пугать, поэтому остаюсь с Кэлом, единственным человеком, который меня не боится.

Он старается меня не тревожить, но каждую ночь я слышу, как он ворочается. Его кошмары хуже моих, и я прекрасно понимаю, что именно ему снится. Тот момент, когда он снес отцу голову с плеч. Я притворяюсь, что сплю: Кэл не хочет, чтобы его видели в таком состоянии. Но мне на щеку падают слезы. Иногда они обжигают, но поутру шрамов на моем теле не прибавляется. По крайней мере, зримых.

Мы проводим вместе каждую ночь, но почти не разговариваем. Помимо текущих дел и обязанностей, обсуждать особо нечего. Я не рассказываю Кэлу ни о первой записке, ни о следующих. Хотя Мэйвен далеко, он по-прежнему умудряется вклиниваться между нами. Я вижу его в глазах Кэла – жабу, которая гнездится в голове брата и пытается отравить его изнутри. То же самое Мэйвен делает и со мной, с помощью записок и воспоминаний. Не знаю почему, но я не могу избавиться от них – и никому не рассказываю об их существовании.

Надо бы сжечь записки, но я не сжигаю.

Еще одно письмо я нахожу в Корвиуме, во время очередной вылазки. Мы знали, что Мэйвен направляется туда, намереваясь посетить последний крупный город на пути к выжженным пустошам Чока. Мы думали, что обогнали его. Но обнаружили, что король уже уехал.