Я слышу его голос, который произносит каждое слово так, что чернила превращаются в яд. У меня все сжимается в животе – я всерьез рискую лишиться ужина. Приступ тошноты длится достаточно долго, чтобы я успела выбраться из постели (и из объятий Кэла) и подойти к коробке с вещами, которая стоит в углу. Как в Подпорах, я прячу здесь свои личные мелочи. И на самом дне лежат еще две записки от Мэйвена.
Обе заканчиваются одинаково. «Я скучаю по тебе. До встречи».
Такое ощущение, что на горле у меня смыкаются чьи-то руки, грозя лишить жизни. С каждым словом хватка усиливается, как будто чернила волшебные. На мгновение я пугаюсь, что больше не смогу дышать. Не потому что Мэйвен по-прежнему мучает меня. Нет, причина гораздо хуже.
Я тоже кое по кому скучаю. По человеку, которым он мне казался.
Клеймо, оставленное Мэйвеном, жжется при воспоминании. Интересно, он тоже это чувствует?
Кэл ворочается на лежанке позади меня – не от кошмара, просто пора вставать. Я поспешно прячу записки и выхожу, прежде чем он успевает открыть глаза. Не хочу видеть в них жалость. Это будет просто невыносимо.
– С днем рождения, Кэл, – шепотом говорю я в пустом коридоре.
Я забыла куртку, и ноябрьский холод обжигает мою кожу, когда я выхожу из убежища. На поляне стоят предрассветные сумерки, опушку леса едва видно. Ада – дрожащий сверток из шерстяных одеял и шарфов – сидит на бревне у потухающего костра. Она всегда дежурит последней, потому что предпочитает проснуться пораньше. Непомерно развитый мозг позволяет Аде читать книги, которые я добываю, и одновременно наблюдать за окрестностями. Почти каждое утро, до того как все остальные проснутся, Ада успевает приобрести новый навык. Не далее чем на прошлой неделе она выучила тиракс, язык странного народа, обитающего на юго-востоке, и освоила основы хирургии. Но сегодня у Ады в руках нет очередной краденой книжки – и она не одна.
Кета стоит над костром, скрестив руки на груди. Ее губы быстро движутся, но я не слышу слов. Рядом с Адой притулился Килорн, сунув ноги чуть ли не в самые уголья. Подойдя ближе, я вижу, что лоб у него сосредоточенно наморщен. Палочкой он выводит какие-то линии на земле. Это буквы. Грубые, неуклюжие, они складываются в короткие слова: река, лес, дом. Вот и последнее слово, самое длинное. «Килорн». У меня вновь наворачиваются слезы на глаза. Но это счастливые слезы, от которых я уже отвыкла. Пустота в моей душе сокращается, хотя бы чуть-чуть.
– Это непросто, но у тебя хорошо получается, – говорит Кета, и уголки ее губ приподнимается в улыбке.
Она настоящая учительница.
Килорн замечает меня, прежде чем я успеваю подойти вплотную, и с громким треском ломает палочку, которой пишет. Даже не кивнув, он поднимается с бревна и забрасывает за плечо охотничью сумку. На бедре поблескивает нож, холодный и острый, как сосульки, свисающие с деревьев в лесу.
– Килорн? – окликает его Кета, но тут ее взгляд падает на меня – мое присутствие само по себе ответ. – А.
– В любом случае пора на охоту, – говорит Ада, протянув Килорну руку.
Хотя кожа у девушки смуглая, видно, что кончики пальцев посинели от холода. Килорн уклоняется от ее руки, и Ада касается лишь пустоты.
Я не стараюсь его удержать. Просто отстраняюсь, давая Килорну свободу, в которой он так отчаянно нуждается. Он натягивает капюшон новой куртки, заслонив лицо, и шагает к опушке. Прочная коричневая кожа и овчинная подкладка – самое оно для тепла и маскировки. Эта куртка была украдена неделю назад в Хэйвене. Я боялась, что Килорн не примет от меня такой подарок, но он знает, что мерзнуть нельзя.