Шепли проигнорировал чопорную Иду Вудс, служившую неофициальной секретаршей Пикеринга, и выбрал более молодую и приветливую Арвиль (сокращенно Билли) Уокер, чтобы она помогала ему с корреспонденцией. Мисс Ливитт он сразу привлек к исследованию различных типов переменных в Магеллановых Облаках. Совместно они показали, что Облака, помимо цефеид, содержат короткопериодические переменные, характерные для скоплений. Именно в этом доказательстве нуждался Шепли, чтобы подтвердить большие расстояния, вычисленные им для шаровых скоплений, – расстояния, от которых зависела его «увеличенная» модель Галактики.
Новое подтверждение концепции Большой галактики пришло к Шепли весной 1921 года от его друга и коллеги по обсерватории Маунт-Вилсон Адриана ван Манена. Сравнив снимки одних и тех же спиралей, сделанные с промежутком в несколько лет, ван Манен углядел в их формах признаки настоящего вращательного движения. Спирали не просто вращаются, утверждал ван Манен, у них большая скорость вращения, а значит, они расположены внутри Млечного Пути. На расстоянии не более нескольких тысяч световых лет от Солнца их скорость вращения укладывается в рамки правдоподобия. Но если передвинуть их на расстояние внешней галактики, то миллиметрам, отмеченным на снимках, будет соответствовать во много раз больше километров в космосе и вращение превысит скорость света. Поскольку двигаться быстрее света невозможно, то в глазах Шепли данные ван Манена о спиральных туманностях доказывали нелепость теории островных вселенных.
«Поздравляю с туманными результатами! – приветствовал Шепли ван Манена 8 июня. – Похоже, вдвоем мы добили островные вселенные – вы впихнули спирали внутрь Галактики, а я раздвинул ее внешние границы. Мы и правда умницы».
Шепли представил себя более широким гарвардским кругам, предложив коллоквиум по астрономии, на котором постарался произвести более благоприятное впечатление, чем на прошлогоднем «диспуте» в Вашингтоне. В этот раз он рассказывал анекдоты. Бывший президент Чарльз Элиот, присутствовавший на докладе, посоветовал потом Шепли не расцвечивать значимую тему ненужным юмором.
Пытаясь обрести новых друзей в сфере астрономии в Кеймбридже и Бостоне, Шепли устроил серию открытых вечеров, где публика могла прослушать популярную лекцию и посмотреть в телескопы. Вход был бесплатный, но интересующимся надлежало зарегистрироваться и получить билет, так как обсерватория не могла вместить больших толп, а желающих оказалось много. Довольный успехом, Шепли решил назначить также специальные вечера для детей из местных школ и клубов для мальчиков и девочек.
Осенью, когда Хейл поинтересовался, ждать ли ему возвращения Шепли в Пасадену, Лоуэлл ответил, что Гарвард собирается оставить его у себя. Администрация университета проголосовала за назначение Шепли постоянным директором как раз в день, когда пришло письмо Хейла, 31 октября 1921 года.
Как только Шепли успокоился, закрепив за собой руководящую роль, замаячила другая угроза, на этот раз из Мандевиля. Уильям Пикеринг опубликовал в
На тот момент Уильям находился в Европе в творческом отпуске – эту привилегию Бейли выхлопотал для него у Гарвардской корпорации. Бейли мирился с выходками Уильяма и даже добился для него небольшого повышения жалованья – впервые за тридцать с лишним лет его работы в обсерватории. «Мне представляется, что большинству наблюдаемых им явлений можно доверять, – говорил Бейли в защиту Уильяма. – Трудность в интерпретации». Шепли таким терпением не обладал. Он собирался оборвать связь Гарварда с Вудлонской обсерваторией в Мандевилле сразу, как только Уильям достигнет возраста обязательного выхода на пенсию.
В то же самое время, но с совсем другими чувствами Шепли прощался с мисс Ливитт, которую оценивал как «одну из самых значительных женщин, когда-либо соприкасавшихся с астрономией». Первооткрывательница зависимости между периодичностью и светимостью умирала от рака. «Одним из немногих моих достойных поступков в жизни, – писал Шепли в мемуарах, – было то, что я навестил ее на смертном одре; как изменилась жизнь, говорили друзья, сам директор пришел проведать ее».