Стекло

А потом он появился. И как отрезало. Будто подменили тебя самого внутри тебя. Пузырь куда-то уплыл, и мы ни разу о нём не вспомнили, ну уплыл и уплыл, что теперь-то. Мы просто пошли за ним. И вспомнили то, о чём никогда не вспоминали. Я вспомнил, как учился. Книги, учителя, правила, я же правом хотел заниматься когда-то, готовился, но как-то не сошлось, попал в плохую компанию. Энди уже я затянул, он был младше. А тут всё это как вернулось, мне снова пятнадцать лет, и я ещё никуда не иду, я только ищу дорогу. И он нам эту дорогу открывает, вот она, идите, и мы пошли. Мы пошли, пошли.

Лежащий человек начинает заговариваться, иссяк поток его красноречия, сломалось что-то внутри, и слова становятся бормотанием, ничего больше не понятно. Тыкулча смотрит на старейшину, но тот молчит. Куда они шли, спрашивает Тыкулча, и старейшина пожимает плечами, к изначальному, наверное, но зачем – этого я не знаю. Тыкулча выходит из комнаты, идёт наверх, к свету, где уже нет охотников, все отправились в сендуху, остались старики, женщины, дети и он, последний мужчина стана, последний человек на земле.

Тыкулча о многом хочет спросить пришлого – сколько их было, кого привязали к дереву, кто лежит в схроне, где остальные, если они были, – но он сделает это завтра, а сегодня пришлый пусть отдыхает, много все рассказал, хоть и непонятно, какой плевро-как-его-там, какое озеро, что такое озеро, он слышал, что бывает открытая вода, но никогда не видел её и не может в это толком поверить, и как по ней ходят, что такое лодка, почему она не тонет, всё же должно тонуть, если вода, в общем, врёт как пить дать, ну да ладно, пусть врёт, не им мир мазан.

Он боится, что за пришлым придут другие – не с севера, а с юга, из городов, и тут уж не получится отсидеться, придётся убивать, они-то, конечно, умеют, но они не тофа, тофа порешительнее, убьют и не заметят, а они мирные, чужую жизнь, как свою, ценят. Тыкулча сидит на завалинке и понемногу склоняется в сторону, приноравливается к стеночке, как бы прикорнуть, полежать чуть-чуть, а ведь спал-то совсем недавно, но тепло, и уют, и покой, и монотонные крики женщин убаюкивают.

Он закрывает глаза, и ему кажется на секунду, что Анка-Ны садится рядом и обнимает его, и дышит ему в ухо.

19. Отмщение

По мере приближения цели начала нарастать паника. Я не мог подобрать лучшего слова – изнутри поднималась волна, которая требовала срочно повернуть назад, поскольку впереди – неведомые чудовища и кошмары. Это чувство, только в более выраженной форме, возникает у людей, запертых в горящем здании. Вроде как ты ещё жив, дышишь и даже можешь выбраться, но времени на это у тебя так мало, что все каналы восприятия перекрывает, и ты ни черта не соображаешь, и в итоге – погибаешь в дыму или огне. Так было и здесь. Я чувствовал, что нужно идти обратно, но ужасно боялся развернуться, потому что мне казалось, что времени и сил всё равно не хватит, в какую бы сторону я ни направился.

И я знал, что подобные чувства испытывает каждый из нас, хотя окружение ничем не намекало на опасность. Со всех сторон было всё то же белое, и лишь иногда казалось, что впереди небо с землёй, сливаясь, светлеют. Проводник ничего не объяснял, ничего не говорил. У него была цель, у него был план, в который он нас, кажется, не посвятил. Или посвятил, просто мы ничего не поняли.

«Расскажи нам», – попросил Энди.

«Что?»

«Что-нибудь».

Это была исчерпывающая просьба. Не то чтобы нам хотелось услышать очередную притчу, просто тишина, помноженная на мерный звук шагов, давила так, что барабанные перепонки угрожали лопнуть, по крайней мере, так казалось.

«Скоро будет стеклянная земля», – сказал Проводник.

«Что это такое?»

«Это когда Стекло начинает пожирать не только плоть. Вторая граница, о которой никто не знает, потому что даже если кто добирался до неё, назад не возвращался».

«А мы вернёмся?»

«Мы вернёмся».

Некоторое время мы шли молча. Проводник продолжил:

«Это мечта любого торговца. Ты заходишь сюда со стальным кинжалом, и он становится стеклянным. Стеклянное оружие. Настоящее. Не замороженные птички, которыми можно прижимать бумагу, а стеклянные острия, которые никогда не ломаются и которыми можно перерубать сталь. Смертельные при любом прикосновении. Стеклянные пули, которые можно использовать бесконечное количество раз и которые убивают, даже оцарапав. Стеклянная шрапнель, которая разлетается при взрыве и уничтожает десятки людей при касательных попаданиях. Это страшное место и – золотая жила».

«Ты ради этого туда идешь?» – подал голос Младший.

«Я – нет. Но за нами следует человек, который идёт туда ради этого».

Мы засыпали его вопросами: кто, какой человек, куда идёт, чего хочет, но Проводник не отвечал. У меня создалось ощущение, что у Проводника был план, и преследователь составлял часть этого плана.

Наконец Фил догадался перевести тему, чтобы Проводник перестал закрываться.

«А почему нет стеклянного оружия? Неужели никто не смог наладить экспедиции?» – спросил он.

«Потому что никто об этом не знает», – сказал Проводник.

«Как не знает?»