Стекло

«Пятно маленькое. Оно расширяется, но всё равно оно – пара сотен метров в диаметре. И до него ещё надо дойти».

«Тогда почему ты говоришь, что мы вернёмся?» – это был мой вопрос, как всегда, точный и не позволяющий ответить однозначно.

Проводник молчал.

«Не знаешь?» – спросил я.

«Верю», – ответил он.

Некоторое время мы шли в тишине, а потом Болтун остановился – где-то позади меня. В него врезался Брат, который теперь был Фредом.

«М-м-м», – сказал Болтун. По-видимому, он имел в виду «стой».

Встали все. Болтун что-то нечленораздельно сказал – самую длинную фразу, что я от него когда-либо слышал. Тем не менее я разобрал его слова.

«Ты не знаешь, что мы дойдём?» – спросил он.

«Нет».

«И что мы вернёмся», – это было тоже нечётко, но на удивление понятно.

«Нет».

«Ты врал».

«Нет».

«Объясни».

Проводник подошёл к Болтуну.

«Там нет моей власти, Болтун. Я знаю всё, что происходит, такой у меня дар. Но этот дар я получил от Стекла, и я не могу идти против его воли. Я не вижу центра. Я не знаю, что там. Поэтому есть только надежда».

«Мало», – сказал Болтун. Это у него было похоже на «маа».

«Тогда иди обратно».

Это выглядело очень просто и оттого – чудовищно. Человек провёл рядом с тобой многие месяцы, поддерживал тебя, помогал, нёс поклажу, слушал твои истории, а теперь ты говоришь: иди обратно. Но самым неприятным в этом были не сами слова Проводника, а их лживость. Я понимал, что есть что-то помимо веры, что Проводник не из тех, кто идёт вслепую. Если ты знаешь всё обо всём, ты не можешь себе позволить уйти в неизвестность, потому что ты привык к знанию. Ты подсел на него, как люди подсаживаются на то, что Ка выдаёт за Стекло. Ты не можешь иначе. Я сознательно искал в словах Проводника фальшь – и находил её, или мне казалось, что находил.

Некоторое время они стояли и смотрели друг на друга – человек, которому известно всё, и человек, лишённый возможности задать вопрос. Не то чтобы это было противостояние – мы даже не видели их лиц под защитными масками, но чувствовалось, что незримая связь между ними, между учителем и учеником, между ведущим и последователем – разрушена.

Казалось, что это длится вечность. Замедленный кадр, музыка, застрявшая на одной-единственной ноте.

А потом Болтун развернулся и пошёл прочь – один в никуда, в бесконечное белое, без палатки, с рюкзаком, в котором могло не хватить еды даже на одного. Через несколько шагов он остановился на пару секунд и обернулся, точно надеялся, что кто-нибудь его позовёт, что кто-нибудь ответит на его непроизнесенный вопрос. Но все молчали, и он снова повернулся к нам спиной. Он шёл и шёл, пока не превратился в тонкую тёмную полоску, а потом и вовсе не растворился в белизне.

«Больше никто не хочет уйти? – спросил Проводник. – Вместе будет проще, чем поодиночке. И сейчас последний шанс, через день мы уже будем на месте».

Но никто не хотел.

Проводник тронулся, и мы – за ним. Почему-то мне не хватало Болтуна, не хватало его молчаливой поддержки и его нечёткого мычания, когда жестов недоставало для того, чтобы выразить мысль.

«Болтун так и не рассказал свою историю», – сказал я.

«Поэтому он и не выдержал, – ответил Проводник. – Его ничто не держало. Он не смог стать одним из нас».

«Расскажи ты», – попросил я.

«Расскажу».

Он помедлил.

«Болтун был лжец. В том была вина его отца – жестокого и несправедливого человека, который постоянно помыкал матерью и регулярно бил детей – Болтуна и его сестру Вильфу. Болтун привык врать, скрывать, утаивать – нередко это позволяло избежать побоев. Защитная реакция ребёнка переросла в привычку взрослого. Болтун стал патологическим лжецом. Он лгал учителям, лгал торговцам, лгал случайным прохожим – даже когда те просто спрашивали у него дорогу. И он научился лгать так искусно, что стал обманывать самого себя – и сам себе верил. Он мог убедить себя в чём угодно и, поверив, убеждал других, потому что убедить другого можно только в правде. Пусть даже эта правда только для тебя.

До поры до времени его ложь оставалась мелкой. Он убеждал одного продавца, что уже уплатил другому, или с лицом завсегдатая рекомендовал случайным людям посетить тот или иной спектакль – при том, что сам никогда не был в театре. Но как-то раз он убедил шестилетнего мальчишку, что если произнести несколько волшебных слов, то можно научиться летать – и ребёнок разбился, спрыгнув с моста на автомобильную дорогу. Болтун узнал об этом и понял, что его слово – это оружие, которое можно использовать против врагов. Не раз он применял это оружие – очернял людей, оговаривал и подставлял их, и всегда оставался в выигрыше.

Но однажды он встретил девушку, которую полюбил. Правдами и неправдами он пытался покорить её сердце, но она любила другого – статного черноволосого красавца, в то время как Болтун был мал ростом и, несмотря на молодость, плешив. Она вышла замуж за своего возлюбленного, и Болтун решил заставить их расстаться, очернив её перед ним. Он полагал, что муж выгонит её из дома, и тут появится он, Болтун, такой нежный и заботливый, и она не устоит, примет его доброту и ласку.