Стелла Крамриш, Присутствие Шивы

Пашупати и Вастошпати — два аспекта Рудры, противоположные и взаимодополняющие аспекты, составляющие часть непостижимого облика Рудры-Шивы. Если применить к нему антропоморфную метафору, тело его — наполовину огонь, подобный солнцу, пламени и молнии, и наполовину Сома, подобный луне⁷. Он также сочетает в себе мужское и женское, правое и левое. В нем полярности соединяются, иначе и не могло быть. Если бы одна одержала верх над другой, в тот же миг исчезло бы само творение и Бог утратил бы свое тело — мир. Даже таким образом полярная природа Господа Рудры не описывается полностью, поскольку Дикий Охотник был формой предвечного деяния, совершенного намеренно. Золотые одеяния, обернутые вокруг бедер Господа, скрывают проявляющийся в космической ночи урдхвалингам йога⁸. Это отличительный признак йога и аскета. Охотник, практиковавший йогу стрельбы из лука, погружался в самадхи и возвращался в свою истинную Сущность.

Он был единственным, нерожденным, подобным Не-проявленному. Ускользая от понимания, он желал быть презираемым. Зачарованных ужасом его отверженности и им пренебрегавших — их все же влекло к нему. Хотя его настоящее имя не должно было произноситься, было около сотни имен, на которые он откликался. Они отражали грани его сущности, но полностью не определяли его.

Обличий у него даже больше, чем имен. Его облики неисчислимы, ибо он живет во всех существах — будучи их жизнью, их действующей причиной. Жизнь в ее самодостаточности содержится в нем. Он не порождал жизнь. Оставаясь единым, он становится множеством, Рудрами. Рудры распространились повсюду.

На изначальной заре, когда Рудра послал свою стрелу в цель, на сцену рождающегося космоса Рудры выступило Время. Прежде чем Рудра узнал своего антагониста, Время вступило в его присутствие. Как Кала-Время, Рудра устремился вперед. Он был самим движением жизни, ее дыханием, увлекаемый желанием пережить все формы, которым он, как Кала-Смерть, очерчивал границы. Но даже Время и Смерть Рудра оставил позади, превосходя их в аспекте Бхайравы. Когда Рудра столкнулся со Временем и стал им, он устремился внутрь, сквозь и за пределы творения. Однажды из сострадания к существам, обреченным на гибель, он стал действовать заодно с Брахмой. Прибегнув к своей йогической природе, он позволил ее покою влиться в поток времени так, чтобы жизнь могла, получив передышку, вздыматься новой волной. Затем Рудра действовал как Целитель, хотя смягчение текущих рождений и смертей не было тем снадобьем, которое он желал бы раздавать. В то время Рудра вызволил Брахму из затруднительного положения, в которое Творец поставил себя и свои творения. Рудра приберегал свое средство для тех, кто был достаточно силен, чтобы принять его. Оно несло избавление от всех печалей, освобождало от страданий, обусловленных кармой, выводило за пределы времени к высшей реальности и единению с Рудрой.

На первой заре творения человека Рудра выпустил свою стрелу. В ней была его сжигающая энергия, которая вонзилась и внедрилась в Праджапати, и Рудра стал его сыном⁹. Так, парадоксальным образом, Рудре суждено было родиться в космосе, который должен был стать его собственным телом. Когда Рудра вошел в проявление, у него не было ни отца, ни матери; теперь Праджапати, Господь Порождения, стал его отцом. Восседая на коленях отца, дитя вселенских масштабов потребовало дать ему имена и утвердить его повсюду в сферах его мира. Космос становится воплощением Рудры. Хотя он больше не появлялся в облике дикого охотника, он сохранил свои знаки различия — лук и стрелы. С тех пор существо Рудры развернулось в космос, и космос стал его видимым присутствием. Он существовал прежде творения и прежде времени; он существует сейчас и пребудет в грядущем. Ничто не может существовать отдельно от него¹⁰. Длинноволосый муни — тоже обладатель этого знания. Он испил из одной чаши с Рудрой.

У мифов Шивы много уровней. В них нужно входить одновременно, иначе общая многозначная перспектива каждого из них будет утрачена. Нищий безумец, спаситель, некрофил, сластолюбец, аскет — ив каждом он целиком; в то же время на другом плане он не перестает быть Садашивой, вечным Шивой, являющим свое присутствие в пяти ликах. В панчамукха лингаме — конкретном монументальном символе Шивы — пятый лик, принципиально невидимый, символизирует трансцендентный аспект Бога.