Стена

— Думаю, ты и сам понимаешь, — рассудительно продолжал Зобов. — Клим служит мне много лет. Давным-давно, когда его на охоте хозяин заломал, я ему вылечиться помог. Потом в воеводскую избу на выгодные хлеба пристроил. Еще при прежнем воеводе. Так что про дела Климкины мне все известно… А что Шеину? Могу и этому — Гришке Колдыреву сказать… Хотя и неизвестно, что будет тому интереснее: по чьему приказу погреба взорвать хотели, да воеводиного подручного пса, Лаврушку порешили… али кто тому же стрелку за супружницу его, Катерину, заплатил! Ты, Савельич, сам как считаешь?

Андрей побледнел, но и только.

— Прекрасно! — он заправил за пояс пистоль. — Значит, у нас равные друг перед другом возможности, Никита Прокопич. Ни тебе, ни мне разоблачения глупые ни к чему. Посему предлагаю договор.

— Какой же?

Теперь Дедюшин без приглашения позволил себе вольготно расположиться за столом напротив Зобова.

— Ты поделишься со мной сокровищами, а я помогу тебе до них дожить.

— То есть? — Зобов набулькал себе очередную стопку водки и махнул, не поморщившись.

— Помогу выйти из города, — сказал Дедюшин. — Меня знают, как друга воеводы, можно сказать — несостоявшегося родственника. Значит, и выпустят без вопросов за ворота. Любой стражник. А там уж — только не зевать.

Зобов и в самом деле побаивался, что из-за рухнувшего подземного хода не успеет вовремя выбраться из западни и погибнет, когда так близок желанный приход поляков. Получалось, этот сопляк ему, выходит, нужон. Зобов так и подумал: «Нужон».

— Сколько же ты хочешь за свою помощь? — спросил он. — Много не проси. Сам знаешь, почему. У тебя с воеводой не меньшие счеты, чем у меня. Тебя предали, опозорили, невесту из-под носа увели. Убивцем сделали. За это и без всяких сокровищ ты мстить будешь.

— Не буду! — вскинулся Дедюшин. — Не буду, купец! Я не такой, как ты. Я только той отомстил, которую никому отдать не мог. И даже не отомстил. Просто сделал так, чтоб не досталась она никому. И давно уж в том раскаиваюсь. А до воеводы, до Гришки этого мне дела нет.

— Ой, врешь! До Гришки-то есть!

— А хотя бы и так. Но торговаться с тобой я не намерен.

Никита Прокопьевич сухо рассмеялся. Его глаза под блестящим от пота лысым лбом сделались узкими, как щелки. И в них сверкала злоба.

— Нечем торговаться-то, Андрейко! Ей же ей, особо нечем. Неужто не понимаешь, что поляки все золотишко себе заберут? Из-за него Сигизмунд и торчит тут столько времени. Если это и впрямь тамплиеров клад, то ему никакой цены нет и быть не может. А мне выгода другая будет: я у поляков за свои услуги власть над городом получу. Всем здесь один заправлять буду! Все заново отстрою, все, как надо, управлю. Торговать буду, почитай, со всей Европой… А тебя, коли мне поможешь, тоже большим человеком сделаю, вторым после себя. Так что соглашайся. Уйдем из города вместе, а там увидишь: я свое слово купецкое всегда держал — на том богатство и построил. И сейчас — сдержу.

— А клад, значит, весь Сигизмунду достанется? — усмехнулся Дедюшин. — Но если он так велик, то можно от него часть отделить, и поляки того не приметят. Если только найти раньше их.

Зобов пристально посмотрел ему в лицо, потом вздохнул.

— Жаден ты, однако. И верно, не за любушку мстишь, а больше нажиться хочешь. Но, видишь ли, клад-то еще отыскать надо.

— Но ведь есть же план! — вновь вспыхнул Андрей. — Одна часть у воеводы…

— Дурак ты, Андрейка, — презрительно сказал Зобов. Налил себе еще. Выпил. Кашлянул в кулак. Посмотрел на Дедюшина малость осоловевшим взглядом. И сказал очень устало:

— Хочешь, чтоб я тебе про клад рассказал? Да запросто расскажу, надоело мне все это… И Шеин твой надоел. И война эта неправильная… Или думаешь, малец, что я твоих угроз испугался? Дурак — ты и есть дурак, если думаешь, что сможешь сам этот клад заграбастать. Да вот они, эти части! Целых три!

Никита Прокопьевич поднялся из-за стола, нетвердым шагом подошел к стоявшему у стены кабинету, раскрыл один из ящичков и извлек оттуда шкатулку. Щелкнул замочек. Шкатулка была пуста.

— Вот, — продолжал, тем не менее, купец, вновь садясь за стол и ставя шкатулку перед собой. — Вот я донце с секретом поднимаю. Видишь? Под ним — три бумаги. Одну Климка тайно у воеводы из ларца достал и перерисовал в точности. Он стрелок, глаз у него верный.

Но оказалось, что у Шеина та же часть, что у меня. Вот обида! Только у меня на бумажке, а у него — на пергамене. Я тогда же Климкин рисунок Сигизмунду отволок. Пускай королек радуется…

Но тут дружки твои — Колдырев, — Дедюшина передернуло, — и этот, немчура безгубая, королевского инженера в крепость притащили. А при нем — бумаги. Те самые!

Вторая часть карты, оказывается, у инженера была, но он тоже не такой дурак оказался: сделал себе с самого начала копию, поэтому, когда у него пергамен выпытали, копия-то осталась.

Третья — у Сигизмунда хранилась изначала, как он еще на Смоленск шел. Ее тот инженер исхитрился перерисовать…