Стена

— Ну и последний вопрос: ты ведь добрый католик?

— Так точно!

— Я так и думал… — Король на мгновенье задумался, а потом объявил во всеуслышанье: — Итак, Фриц Майер из славного немецкого города Зуль, отныне ты — капитан! И я назначаю тебя командовать ротой в передовом отряде моей армии. Завтра мы выступаем и через три дня с Божией помощью примем ключи от польского города Смоленска, который когда-то московиты отняли у нас… Если же это логово варваров нам не сдастся само, мы возьмем его в считаные часы парой передовых отрядов. Ты готов, Майер фон Зуль?

— Я здесь, чтобы служить вашему величеству, — ответил Майер и вновь поклонился. Поспешность и легкость, с которыми Сигизмунд презентовал ему чин и самое выгодное назначение, немного Фрица озадачили… Впрочем, чего тут думать. Он — капитан. Лихо!

Вот так и получилось, что, едва прибыв в Вильно, Фриц не только сразу попался на глаза королю, но и невероятно взлетел по армейской иерархии. На что он мог рассчитывать у поляков? В принципе, несмотря на свой патент, мог оказаться и простым капралом. При хорошем раскладе — сержантом. А должность капитана в армии стоила целое состояние, и чтобы купить ее, надо еще чтобы кто-то решил капитанство продать.

Фрицу были хорошо известны европейские армейские порядки. Рядовой, капрал или сержант в мирное время служил полгода — когда ему было удобнее, офицеры служили четыре месяца в году, тоже по своему усмотрению, а полковники — по три или даже меньше. Но на время войны все это отменялось, и каждый переходил в полное распоряжение своего короля.

Сражаться солдат семнадцатого века должен был в своей одежде и своим собственным оружием. До такого, чтобы одевать всех военных одинаково, еще не додумались. Правда, все равно солдаты выглядели похоже: цветные яркие ткани стоили дорого, поэтому одежда у всех была коричневых и желтых тонов.

Жены и дети даже во время войны следовали за офицерами. Те получали из казны деньги на жалование, пропитание, фураж всего своего подразделения — и расходовали исключительно по собственному усмотрению. Приписки были страшные (потому-то капитанство и считали выгодным предприятием). Случалось, что треть роты или полка состояла из «мертвых душ». Несуществующий рекрут мог с боями пройти пол-Европы и потом только как бы погибнуть. Фрица как-то отправили в составе свежей, только что подошедшей роты штурмовать бастион. В роте той было… сорок два человека.

А существующим солдатам можно было недоплачивать, их можно было недокармливать, справедливо полагая, что во время движения роты ее имущество должно не уменьшаться, а прибывать. Человек с ружьем всегда добудет себе пропитание, не без оснований считали отцы-командиры. И покупали себе кружева и шпаги по полсотни турских ливров с драгоценными камнями и бархатными ножнами, отделанными золотом.

Конечно, в армии каждого государства были какие-то свои отличия. Фриц знал, например, как чудно образуется польская хоругвь — та же рота в сто-двести человек, но конная. Как раз с гусарами он только что и сражался… Король назначал ротмистра — кого-то из своих друзей или просто заметных людей, магнатов, давая ему «лист пшиповедны», своего рода патент. На этом формирование нового подразделения польской армии ее командующий считал законченным. Ротмистр приглашал товарищей — кто-то отказывался, а тот, кто соглашался, должен был приходить со своим почтом[62] — со своими людьми, слугами или дворянами из «убогой», то есть бедной, шляхты. В конце концов собиралась ватага авантюристов, которой обычно в походе командовал поручик — заместитель ротмистра, занятого своими делами.

У гусар были крылья. Когда Фриц впервые увидел эти массивные сооружения, трепыхавшиеся у них за спиной, он просто разинул рот. Потом он не раз пытался выяснить, зачем такое дикое украшение — два лировидных крыла, укрепленные сзади на кирасе. На деревянных стойках были настоящие перья орла или сокола, а с учетом того, что гусары накидывали поверх доспехов еще и звериную шкуру, хотя бы волчью, выглядел такой воин, как оживший из древних веков варвар. Да еще копье с обязательным флажком.

Фриц в конце концов сумел выяснить, что гусары стали крылатыми, подражая коннице султана. На Востоке это была защита от арканов, а вот зачем такое украшении гусарии в Европе, где никто арканов не кидал, да и в глаза не видал, так и осталось для него загадкой.

Но теперь он в польской армии, крылатые конники — его боевые товарищи, и к их странностям надо относиться спокойно. К тому же положение обязывает: он не рядовой и не капрал, а настоящий капитан. Никогда бы у него не накопилось денег, чтоб купить такую должность. Да и дураков, чтобы продавать ее перед войной, сулящей капитану самое настоящее богатство… Таких дураков и в польской армии не нашлось бы.