Но в то же время он боялся даже думать о том, что на этой встрече может случиться что-то полезное. Что он поверит, а потом разочаруется. Что он поверит в несбыточную сказку, нафантазирует себе сногсшибательный успех и лишь ещё раз оттянет неизбежное осознание.
Хотя куда уж больше. Он, кажется, единственный здесь понимал, насколько необратима его потеря.
— Но если бы ты читал то, что я скидывала, ты бы знал, что там и истории успеха есть.
— Истории успеха — это когда они берут ненастоящих людей и рассказывают, как они счастливо научились лепить античные бюсты так же хорошо, как раньше?
— Истории успеха, Пятый, в которых реальные люди. Танцоры. Художники.
— Миранда, — перебил её Пятый. — Прекрати давать мне ложную надежду. Я не думаю, что когда-либо снова смогу играть, но я бы хотел сделать свой быт хотя бы немного комфортнее, чем он есть сейчас. Потому что уж извини, но я ни душ принять, ни подтереться самостоятельно не могу.
— Ого, — Куратор хмыкнула. — Давно я от тебя таких подробностей не слышала.
— Потому что мне надоело, что я живу в окружении каких-то наивных трепетных дев, которые думают, что протез как хрустальная туфелька решит все мои проблемы, — Пятый раздражённо клацнул зубами. — Не будет этого. Ты же это понимаешь? Ты должна была это понять ещё раньше, чем я.
— Прямо сейчас ты мне сердце разбиваешь, Пятый, — неожиданно тихо сказала Куратор. — Потому что я знаю, что с тобой ещё не покончено. Одна дверь закрылась, хорошо. Ты прав. Но другие-то не заперты.
— Ты не понимаешь, о чём говоришь.
— Нет, ты.
Они оба замолчали и оба остались при своём. Пятый отказался хвататься за спасительную соломинку, а Куратор её убирать.
Остаток пути они провели в тишине, но стоило выбраться из машины, как Куратор снова схватила его за руку и повела вверх по ступенькам. Здание было новым — стекло и железо, совсем немного бетона. На витринах механические люди с протезами, демонстрирующими последние достижения компании, искусственные руки с перстами указующими на стойке регистрации и снующие туда-сюда безголовые четвероногие боты с корзинками полными конвертов или буклетов.
— Теперь я вспомнил, где я слышал это название, — Пятый щёлкнул пальцами. — Меритех Дайнамикс и их тысячи видео про унижение роботов.
— Как можно обидеть то, у чего нет души? — Куратор постучала ногтями по пластику.
Девушка за стойкой тут же обернулась и расплылась в радушной улыбке:
— Здравствуйте. Вам назначена встреча?
— Да, — Куратор отпустила руку Пятого, но ненадолго. Обхватила его за плечи. — С Лэнсом Биггзом. По поводу программы поддержки для деятелей искусства.
— Одну минуту, — девушка застучала по клавиатуре, открывая расписание переговорных. Она то и дело поднимала глаза и всматривалась в лицо Пятого, видимо, пытаясь его узнать.
Пятый поморщился, стряхнул руку Куратора и отвернулся. Пусть лучше сверлит взглядом его затылок, чем внезапно вспомнит, что видела его в новостях.
— Ваши пропуска, — девушка выложила на стойку две пластиковые карточки. — Вам нужно подняться на пятый этаж и подождать на диванчиках.
— Подождать? — Куратор повысила голос. — В каком смысле…
— Помощник мистера Биггза говорит, что он как раз готовится к вашему визиту.
Пятый качнул головой:
— Идём уже, — и отпрянул от стойки. Не глядя перехватил один из пропусков и первым прошёл через турникеты.
В лифте играла стандартная «расслабляющая музыка для ожидания», но Пятый назвал бы её какой угодно, но не расслабляющей. Лунная соната Бетховена и раньше не казалась ему особенно весёлой и зажигательной, а сейчас и подавно. Пятый поджал губы, отступил в угол лифта, подальше от Куратора, и прижал руку к культе.
Ещё одна вещь, к которой он никогда не сможет привыкнуть. Слышать снова и снова, краем уха и не в силах сбежать от музыки, те пьесы, которые совсем недавно казались ему лёгкими и даже скучными, но которые он уже никогда не сыграет.
— Паршивый денёк, — сказал он Куратору, когда лифт остановился на нужном этаже, звякнул и открыл двери. — Но не такой паршивый, как я.
В этот раз она ничего не сказала. Схватила его за рукав и потянула за собой в просторный зал с красными диванами и белыми журнальными столиками. Несколько дверей, ведущих к разным специалистам, снова примеры старых и новых протезов, и почти ни души. На одном из диванов сидела светловолосая девушка в трикотажном платье. Пятый зацепился за неё взглядом: губы недовольно поджаты, волосы коротко острижены, а обе руки кончаются чуть выше запястья.
Она подняла глаза, и Пятый тут же отвернулся. Его самого ведь злило — даже раньше, до трагедии — когда люди пялились. А сейчас он вёл себя не лучше.
— Если я оставлю тебя на пару минут, чтобы припудрить носик, ты же не сбежишь?
— Ты думаешь, я убил несколько часов своей восхитительной новой жизни на полёт в Детройт только чтобы сбежать? Ау, — Пятый поморщился и покачал головой. — Какого ты обо мне мнения.