Стена чудес (СИ)

— Тогда они не касались тебя, — Пятый хмыкнул. Забрался в машину, потянулся к ремню безопасности и потянул его на себя. Не с первого раза, но ему всё же удалось пристегнуть его без помощи Клауса и участия правой руки.

— Ой, подумаешь, решат, что я с тобой снова сплю. Напишут, что из чувства вины. Может, денег на этом заработаем, — Клаус захлопнул его дверь и, снова вприпрыжку, побежал к водительскому месту.

— Я бы не очень хотел, чтобы меня сейчас полоскали в прессе, Клаус.

— То есть, ты всё-таки боишься, что слухи пойдут, потому что за свою жопу переживаешь, а не за мою.

— Уверен, твоя жопа и не такое выдерживала.

— Даже тебя, — Клаус рассмеялся и завёл машину. — Ладно, Пятый. Следующая остановка — дайнер с вишнёвыми пирогами по дороге в Сент-Пол!

Пятый кивнул и отвёл взгляд. Не улыбался и не мог расслабиться до конца.

Машина была забита вещами Клауса: целый багажник сумок и ещё пара баулов на заднем сиденье. Сверху всё это приправляла его болтовня обо всём на свете. Он умело избегал разговоров о творчестве, и рассказывал, чего ему будет не хватать в Сент-Поле. Расспрашивал Пятого о его любимых местах, где лучшие веганские магазины, и в каком месяце можно выбираться на балкон загорать. Пятый отвечал односложно, с каждым часом путешествия, кажется, скисая всё сильнее. Даже вишнёвый пирог и чашка прекрасного чёрного кофе — первая за эти недели — его не оживили.

— Ты не против, если я у тебя остановлюсь на пару дней? — вдруг спросил Клаус, поглядывая на Пятого.

Пятый повернул голову и нахмурился:

— Я по-твоему настолько плох?

Клаус выдержал короткую паузу, а потом кивнул.

— Откровенно говоря, да. И чем ближе мы к Сент-Полу, тем хуже ты выглядишь. Я немного побаиваюсь, что ты войдёшь в квартиру и повесишься на дверной ручке.

— Все бы вздохнули с облегчением. Даже я.

— Ты бы не вздохнул.

Пятый осёкся, а потом скривился:

— И это меня называют бесчувственным говнюком.

— Ты бы тоже не удержался, признай!

Пятый, всё же, выдавил улыбку.

— Мне не нужна сиделка, Клаус. Тем более что через три дня у меня самолёт в Детройт.

— Ну, до него тебе ещё нужно дожить.

— Я в порядке, Клаус, — повысил голос Пятый.

Клаус помолчал немного, а потом покачал головой:

— Нет, не в порядке.

Пятый запнулся и не ответил. Может Клаус был прав. И хотя бы первые дни в собственной квартире ему стоило провести с кем-то ещё.

— Ладно. Но никакой назойливой помощи.

— Да тебе поможешь, пффф, — фыркнул Клаус и снова заговорил о чём-то отвлечённом.

Из-за остановок, которые из-за Пятого иногда длились минут на пятнадцать-двадцать дольше, в Сент-Пол они приехали затемно. Пятый долго рылся в бардачке, пока не нашёл там связку ключей, подкинул её в левой руке и не поймал, выругался и подобрал её с коврика.

— Привыкнешь ещё, — сказал Клаус. Заправил прядь за ухо и пропел: — Но не могу поверить, что ты хранишь ключи от квартиры в бардачке.

— Обычно не храню. Видимо, предчувствовал, что мне правую руку и половину пальто размажет ровным слоем по стене, — Пятый отстегнулся и открыл дверь. Выбрался, всё ещё сжимая в руке ключи, и замер, глядя на подъездную дверь.

Всего несколько метров отделяли его от дома. Полного музыки и напоминаний о прошлом. Может, стоило отправить Клауса сюда первым, чтобы он мог разобрать хотя бы бумаги.

Хлопнула дверь, и через время Клаус обнял его за плечи.

— Хочешь подождать?

— Нет, — Пятый мотнул головой. Стряхнул руку Клауса и первым взбежал по ступенькам в подъезд. — Лучше сделать это сразу, а не готовиться три часа и всё равно сломаться в итоге.

Его квартира была на третьем этаже. Пятый преодолел лестничные пролёты так быстро, как никогда, сунул ключ в замочную скважину и провернул. Дверь скрипнула, как только Пятый толкнул её внутрь. Он перешагнул через порог и замер, всматриваясь в полумрак. В темноте казалось, всё не так и плохо, и он вполне сможет жить и в своей старой квартире в окружении всего, что любил.

Может, он и правда справится.

Пятый нащупал на стене включатель и щёлкнул. Коридор и кусок гостиной залило светом, и Пятый тут же отступил. Врезался в Клауса, шагнул в сторону и вписался в вешалку. Схватился за куртки, чтобы удержать равновесие, и только теперь всхлипнул.

Луч света освещал не всё, но был направлен на пианино и кусок пробковой стены над ним, как в какой-то дурацкой трагичной сцене в кино.

Пятый вдохнул и не смог выдохнуть. Всё это время он как-то справлялся: нигде рядом не было инструмента, не было его заметок. Даже блокнот с написанной им музыкой перекочевал к Клаусу.

Но теперь — только теперь — он в полной мере осознал, что всё действительно кончено. Его рука не отрастёт чудесным образом, он не овладеет протезом в достаточной мере.

Пятый начал задыхаться. Рухнул на пол, утянув за собой куртки и вешалку. Клаус снова обхватил его за плечи и забормотал на ухо:

— Успокойся. Успокойся, Пятый, — потом отпрянул и, видимо, сообразив в чём дело, зашарил рукой по стене.

Свет погас, Пятый наконец-то сделал полноценный вдох — судорожный и рваный, но всё-таки вдох. Клаус прижал его к себе, уже ничего не говоря.