Стена Зулькарнайна

Г. Д.: Во-первых, уже переворачивают, во-вторых, это не окончательная форма. Любые высказанные идеи – это реальная и постоянно меняющаяся смысловая ткань, а не догматика. Я считаю, что в целом надо иметь в фокусе концепцию политического Ислама, которая пробивает себе дорогу, заново себя формулируя. Люди отвыкли за несколько столетий от подобной терминологии, от политической воли, которая выражается через Ислам, от того, что теология может быть знаменем борьбы за справедливость, т. е. и формулой, и методикой описания реальности в политическом и экономическом своих аспектах. Все привыкли к позитивистскому либеральному мышлению, конструирующему себя в рациональных категориях. Все забыли, что борьба народов за социальную и политическую справедливость, за свое присутствие на исторической сцене всегда шла под теологическими знаменами и возглавлялась прежде всего теологами. Сегодня мы к этому возвращаемся, и, естественно, есть серьезные проблемы встраивания в такой высокий дискурс, в такую высокую планку политической философии, достаточно глубоко разработанной, скажем так, западными мыслителями. А для мусульманских умов это пока что еще некое новое поле. Тем не менее самое главное – это политический Ислам, который является точкой сборки самых разных сил, пришедших к выводу, что проблема истории – это их личная конкретная беда и что они должны возглавить мировое протестное движение.

PW: А может быть, дело не столько в либерализме, сколько в привычке мыслить в категориях христианской цивилизации, когда вера уклоняется от деятельного обустройства политических и социальных систем, если они не пытаются уничтожить Бога?

Г. Д.: Не будем лицемерить. Никакой христианской цивилизации нет, если не считать, что Буш с его баптистским фундаментализмом – ее образцовый представитель. Европа в лице многих своих идеологов неоднократно декларировала, что живет в постхристианскую эпоху, и, более того, очевидно, что сегодняшняя европейская традиция восстанавливает традицию поздней античности. Она сама становится Римом, и Соединенные Штаты – также часть мирового Рима, который является культом государственной организации, т. е. культом цезаристского человекобожия. Не так важно, в личной ли форме, как в древности, или в коллективистcкой форме мировых элит сегодня, но тем не менее, это преемственный Рим, который стоит на стороне Пилата, а не на стороне Христа. Так что привлечение сюда христианской цивилизации является совершенно лишним. Это Рим против Иерусалима в формате начала новой эры.

PW: Хорошо, давайте спустимся на землю хотя бы ненадолго. Салафизм декларативно вступает в конфликт с привычным образом жизни, обычаями, ментальностью северокавказских народов. Если народ не поддерживает джихад, то это, с точки зрения Имарата Кавказ, означает, что он пребывает в джахилии, неверии. Мовлади Удугов говорит о том, что, когда Имарат получит власть в регионе, все, кто не пожелают жить по шариату, должны будут или эмигрировать, или подвергнуться соответствующему наказанию. Противоречия между идеологией муджахидов и архаичными формами быта северокавказских этносов нарастает.

Г. Д.: Но эти архаичные формы все равно надо преодолевать. В противном случае северокавказские народы никогда не смогут выйти на уровень способности к конкуренции в условиях мирового цивилизационного кризиса, и это будет угрозой для их собственного существования. Преодоление архаики – это не вопрос адаптации к жестким религиозным нормам, это вопрос выживания Кавказа как целого. И в данном случае некоторый перехлест, который может содержаться в тех или иных высказываниях, не следует воспринимать всерьез, как некий императив. Политический Ислам как радикальная революционная доктрина с момента своего появления вместе с нашим пророком Мухаммадом, так же, как и во времена Мусы, Исы, Ибрахима, был вызовом народам, архаике. Ислам для того и является, чтобы войти в конфликт с инерционными архаическими программами. Это все не выходит за пределы тысячелетнего сценария противостояния с истеблишментом.