Стенание

– Да. – Мой собеседник кивнул в сторону боковой двери кабинета. – Он там. Проклятье! – вдруг злобно выплюнул Митчелл. – Это будет его последнее утро в Уайтхолле. Вечером мерзавец окажется в тюрьме на Флит-стрит.

Я посмотрел на него:

– Это решит лорд Парр.

Митчелл медленно встал, открыл дверь и втащил в кабинет молодого человека. Тот был в одной лишь нижней сорочке и рейтузах, его русые волосы и короткая бородка были спутаны, а на скуле виднелся синяк. Он был высок, мускулист и ладно скроен, как и все стражники, но теперь представлял собой жалкую фигуру. Дэвид толкнул его к стене, и Захария Годжер осел на пол, со страхом глядя на меня.

– Повторишь следователю королевы все, что рассказал мне, – велел ему Митчелл. – Я буду ждать снаружи. – Со злобным отвращением посмотрев на молодого человека, он повернулся ко мне. – Должен вам сказать, мастер Шардлейк, что в течение тех двенадцати месяцев, что Годжер служит здесь, мне не раз приходилось наказывать его за пьянство и азартные игры. Он из тех молодых деревенских болванов, которым двор вскружил голову. Я уже подумывал уволить его. Жаль, что не успел. – Он гневно уставился на Захарию. – И не вздумай хоть что-нибудь утаить! Выкладывай все до конца, деревенщина!

С этими словами начальник стражи повернулся и вышел, а молодой человек остался, съежившись у стены. Он судорожно вздохнул и нервно сглотнул.

– Ну, – заговорил я, – лучше тебе и впрямь быть предельно откровенным. Если мне придется сказать капитану Митчеллу, что у меня есть хоть малейшие сомнения в твоей правдивости, он наверняка придет в ярость.

Годжер набрал в грудь побольше воздуха и начал каяться:

– Две недели назад, сэр, то есть седьмого числа, ко мне зашел один мой товарищ-стражник, Майкл Лиман. Я не очень хорошо его знал: его не слишком любили, он был из радикалов и вечно разглагольствовал о спасении души.

– Вот как? – Я с интересом подался вперед.

– Он говорил, что дворцовая солдатня погрязла в грехе и что, когда срок его службы истечет, он пойдет к своим новым благочестивым друзьям.

– Ты не знаешь, кто были эти новые друзья?

Стражник покачал головой:

– Нет. Но они жили, думаю, где-то у собора Святого Павла. Лиман всегда в свободное время ходил туда. Однако я сторонюсь разговоров о религии. Это опасно. – Захария замолк. Теперь его дыхание участилось, – вероятно, он понял, как серьезно влип.

Я и сам не сомневался, что Годжера сочтут изменником. Я глубоко вздохнул: теперь у меня появился еще и четвертый скрывшийся радикал, мало мне было троих.

Молодой человек продолжил, и в его голосе появилась жалобная, безнадежная нотка:

– У меня возникли… денежные затруднения, сэр. Я играл в карты с товарищами. И продулся. Думал взять реванш, но просадил еще больше. Я обратился к отцу; раньше он помогал мне, но теперь сказал, что у него больше ничего не осталось. Надо было срочно раздобыть деньги, иначе бы разразился скандал, я бы потерял место, и пришлось бы с позором вернуться домой… – Он вдруг безумно рассмеялся. – Ха, какие пустяки по сравнению с тем, что будет теперь, да, сэр? Я поставил на карту все – и проиграл.

– Говори точнее: чего конкретно хотел от тебя Лиман?

– Он сказал мне, что во время вечернего дежурства якобы флиртовал с одной горничной и оставил в галерее королевы свои перчатки, по которым его можно опознать. Он впустил туда эту девушку, когда никого не было рядом. Если перчатки найдут, то их обоих уволят.

Я недоверчиво поднял брови:

– Он флиртовал с горничной? Этот набожный человек?

– Я тоже удивился, сэр, но те, кого так сильно влечет к религии, частенько не могут устоять против зова плоти и предаются похоти, разве так не бывает? – Захария снова судорожно сглотнул и добавил: – Лиман показал мне мешочек с десятью соверенами, старыми, из чистого золота, – его глаза на мгновение загорелись при этом воспоминании, – и сказал, что они мои, если я займу его место на часах у двери в личные покои, всего на несколько минут, пока он сходит за своими перчатками. Мы оба несколько дней подряд дежурили в приемной и могли поменяться местами, когда королевы и ее слуг не будет. Он сказал, что это нужно провернуть как можно скорее. Но прошел еще один день, прежде чем выдался удобный момент.

– Значит, дело было девятого июля?

– Да, сэр.

Я откинулся на спинку стула. Все сходилось. Лиман каким-то образом узнал про «Стенание грешницы» и решил – я представления не имел, с какой целью, – украсть книгу. Он присмотрел себе соучастника в лице злополучного Годжера, некоторое время выжидал и девятого июля воспользовался подходящим случаем. А еще он был религиозным радикалом, и его друзья жили рядом с собором Святого Павла. Не входил ли он в компанию Грининга? Я посмотрел на Захарию. Такого человека легко соблазнить, пообещав ему золото. А история, которую сочинил Майкл Лиман, на первый взгляд казалась правдоподобной: даже в июле при дворе обычно носили тонкие шелковые перчатки изысканного фасона – как символ высокого статуса. Но каким образом Лиман узнал про рукопись? И зачем он ее похитил? И где взял ключ от сундука?

Я спросил Годжера: