— Мне это было противно. Великий дворец, где каждый камень насквозь пропитан по́том простых людей, и тут же, за стенами, стоит смрад бедности и нищеты… Мой викарий в Тетбери увидел всю пустоту мессы и связал меня в Лондоне с друзьями, исповедующими истинную веру. — Лиман немного помолчал, и взгляд его на мгновение словно бы обратился куда-то внутрь. — Как он и говорил, на королевской службе много соблазнов: плотская невоздержанность, тщеславие в одежде и манерах, изысканные наряды и драгоценности — о, они соблазнительны, весьма соблазнительны, как то сама королева написала в «Стенании грешницы»!
— Вы прочли книгу? — спросил я.
— Да, пока она была у мастера Грининга.
Мысль, что этот тип читал украденную рукопись, вдруг разозлила меня, но я заставил себя сохранить приветливое выражение лица. А Майкл тем временем продолжал:
— Через друзей вне дворца я все дальше продвигался к Богу и к правильному пониманию порочности общества. — Он снова посмотрел мне в глаза. — Один дискуссионный кружок приводил к другому, и моя вера углублялась, а в прошлом году меня познакомили с мастером Гринингом.
Я живо представил себе, как это случилось: впечатлительный юноша, совестливый и с радикальными наклонностями, искушаемый великолепием двора, но понимающий, насколько там все порочно. По мере вращения в радикальных кругах вера его углублялась, и в конечном итоге Лиман попал в орбиту влияния Армистеда Грининга.
— Значит, вас приняли в кружок Грининга, в отличие от мастера Милдмора, — рискнул я сказать и многозначительно добавил: — Который тоже имел доступ к тайнам.
Лиман рассмеялся:
— Я догадывался, что вы проведете такую параллель. Мастер Вандерстайн тоже имел связи — не здесь, но при дворах Франции и Фландрии, с людьми, которые кое-что ему сообщали. Это была его идея — создать здесь подобный кружок из истинно верующих, обладающих положением, чтобы узнавать секреты, которые могут нанести вред как папистам, так и монархам, — и помочь народу восстать против тех и других.
— Понятно.
Значит, ключевой фигурой был Вандерстайн, направлявшийся сейчас в Северное море.
— Он познакомился с мастером Гринингом во время деловой поездки в Лондон два года назад, и так возник наш маленький кружок, — продолжал пленник. — Маккендрик тогда уже пришел к ви́дению истины, но паписты стали преследовать беднягу по пятам, и ему пришлось бежать из Шотландии. Он некоторое время служил при дворе малолетней Марии Стюарт и, хотя занимал там весьма незначительную должность, имел представление об интригах и вечной грызне среди соперничающих лордов.
— А мастер Кёрди? — спросил я. — Он не был похож на человека со связями.
— Это верно. Но Кёрди обладал незаурядной интуицией: просто носом чуял, кому можно доверять, а кому нет.
— Ясно, — сказал Барак. — Маленькая ячейка анабаптистских шпионов, вынюхивающих тайны, чтобы разглашать их.
Лиман вызывающе посмотрел на него:
— И у нас неплохо получалось. Даже Милдмор, которого мы поначалу отвергли, поскольку он не достиг истинной веры, вернулся к нам, когда Энн Аскью доверила ему свои записи. Мы поняли, что если напечатать за границей ее историю о том, как бедную женщину в нарушение всех законов жестоко пытали два королевских советника, и переправить книгу обратно в Англию, это поднимет народ на восстание. И «Испытания» издадут, можете не сомневаться! — с вызовом добавил молодой человек. — Сколько бы ищеек правительство ни держало во Фландрии, люди мастера Вандерстайна умеют их обходить.
— Понятно. — Я издал долгий вздох. — Ну, я уже говорил вам, что до книги Энн Аскью мне нет никакого дела. Она интересует других, а мне просто необходимо временно сотрудничать с ними.
— Она интересует Ричарда Рича, да? — уточнил Лиман. — Есть такой негодяй.
Я наклонил голову:
— Что касается вас, то однажды вечером, во время дежурства, вы подслушали громкий спор между королевой и архиепископом Кранмером и узнали о существовании «Стенания грешницы».
Майкл застонал и сморщился от приступа боли.
— Клянусь моей верой, сэр, вы умный человек!
Я снова глубоко вздохнул:
— Догадываюсь, что вы донесли членам кружка о книге королевы, и было решено, что вы украдете рукопись, хотя ее публикация могла погубить Екатерину. Вы рассудили, что ее песенка так и так спета, а публикация, когда ее величество свалят, по крайней мере, покажет всем, что она имела радикальные воззрения. И наверное, вы думали, что судьба королевы решена из-за Бертано?
— Да. Лично я настаивал, что лучше сделать грядущий визит Бертано достоянием гласности, дабы сие возмутительное известие всколыхнуло народ. Но другие возражали, говорили, что нам не поверят и что уже в любом случае слишком поздно, чтобы предотвратить его приезд.
— Кто именно возражал?
— Мастер Кёрди и капитан Маккендрик.
— А как вы вообще узнали про Бертано?