Стенание

— Это, несомненно, доказывает, что ради власти он пойдет на все.

Дядя королевы решительно замотал головой:

— Нет. Томасу Сеймуру не хватит ни ума, ни связей, чтобы заслать шпиона в группу радикалов. Думаю, вы просто не любите его, мастер Шардлейк, — хотя, может быть, и вполне заслуженно, — и это сказывается на ваших суждениях.

— Возможно, — неохотно признал я, — но у кого еще при дворе могли быть мотивы и деньги, чтобы сделать это?

— Конечно, у Пейджета, как у личного секретаря его величества. Но если бы у него был шпион в лагере анабаптистов, Кёрди или Маккендрик, все бы шло официальным путем, и, заполучив книгу Аскью или королевы, Пейджет сразу бы арестовал всю группу и доложил королю. И я уверен: Пейджет не испытывает симпатий ни к какой партии. Он сохраняет свое место, выполняя волю короля, и получает указания напрямую от его величества. Но остальные придворные — Гардинер и его подручные Ризли и Рич — да, если бы они узнали о существовании анабаптистской группы, у обоих нашлись бы люди, чтобы заслать туда шпиона. Рич, как известно, горазд на такие дела. Но откуда бы они черпали сведения об этом кружке? Похоже, Ричу просто повезло узнать, что у тюремщика Милдмора оказалась книга Аскью. Если только сэр Ричард не врет, — медленно добавил лорд, повернувшись ко мне.

— Я по-прежнему склонен думать, что он и понятия не имеет о «Стенании грешницы».

— Нужно разыскать того шотландца, — твердо повторил Парр. — Вполне вероятно, он и есть шпион.

Я задумался:

— Мой помощник предположил, что там мог быть своего рода двойной агент, работавший на хозяина при дворе, но сам придерживавшийся анабаптистских верований. В этом случае он бы, вероятно, решил придержать рукопись.

— Все может быть. Эту тайну, может, мы сумеем раскрыть, только если поймаем Маккендрика.

— Если единственный интерес Рича заключался в книге Энн Аскью, то теперь, когда она уплыла из его рук, не думаю, что он приложит усилия к розыску шотландца.

— Да. Это, как гласит пословица, все равно что закрывать двери конюшни, когда лошадь уже убежала.

Я посмотрел на лорда Уильяма:

— А вот если Рич все-таки попытается разыскать Маккендрика, это укажет на то, что он заинтересован в чем-то еще — возможно, в «Стенании грешницы».

Парр задумался, а потом кивнул:

— Да, в этом есть смысл. — Он криво усмехнулся. — В любом случае Рич будет в холодном поту ждать того дня, когда записки Энн Аскью уже в виде напечатанной книги прибудут из Фландрии в Лондон.

— Да уж. — Я не мог сдержать злорадства.

— Идите сейчас к Ричу, — сказал мой собеседник, — посмотрите, как обстоят дела. А я пока навещу королеву.

Он поклонился, а затем повернулся в своей резкой манере и медленно, опираясь на трость, направился к покоям племянницы. Я глубоко вздохнул. Поблизости послышался смех, и я увидел двух дам, бросавших павлину семечки.

В тот же день я снова отправился к Стайсу на Нидлпин-лейн и попросил Николаса проводить меня. Когда мы шли по Темз-стрит, я поблагодарил юношу за то, что он спас меня.

— Никогда этого не забуду, — сказал я. — Я теперь навеки твой должник.

Ученик ответил с необычайной серьезностью:

— Я рад, сэр, что сумел спасти чью-то жизнь, когда столь многие погибли. Лиман… Прошлой ночью я злился на этого безумного фанатика. Я тогда слишком поторопился. Форсировал события, да?

— Да. Его нужно было долго обхаживать.

— Я помню, что из-за меня сбежал Элиас, — тихо проговорил Овертон. — А потом его убили. Это навсегда останется на моей совести.

— Нет нужды так переживать. В этом деле все мы наделали ошибок.

Молодой человек покачал головой:

— Я знал, что Лондон — город насилия и убийств, но такое…

— Не подумай, что это мое обычное ремесло. Просто в последние годы жизнь повернулась так, что мне пришлось работать на некоторых высокопоставленных лиц.

Поколебавшись, Николас все же спросил:

— Вы имеете в виду ее величество королеву Екатерину?

Я в нерешительности помолчал, но затем ответил:

— Да. Но до нее были и другие. Судьба также свела меня с Кранмером и Кромвелем.

Похоже, на парня это произвело впечатление.

— Вы действительно знакомы с величайшими людьми Англии! Вот здорово!

— Тут есть не только плюсы, но и минусы.

— Все эти имена принадлежат к реформаторам, — неуверенно заметил Овертон.

— Так получилось, что, когда королевство наше разделилось, все мои друзья оказались в том лагере. Что же касается моих собственных религиозных предпочтений… — Я пожал плечами. — Их больше нет.

— Конечно, достаточно просто верить.

Я взглянул на него:

— Ты добрый христианин, Николас?

Он невесело рассмеялся:

— Как будто бы да. В глубине души я чувствую, что хочу спасать жизни, а не отнимать их. И очень рад, что сумел оказаться полезным такому замечательному человеку, как вы, — добавил он, покраснев.

— Спасибо, Николас. — Теперь и я тоже смутился. Такие слова ученика, адресованные барристеру, можно было счесть лестью, но Овертон был совершенно чужд коварству, и я проворчал: — Ладно, посмотрим, дома ли эти негодяи.

Дверь открыл Стайс. На лбу у него была повязка.

— А, это вы. — Он посмотрел на нас неприязненно. — Пришли обсудить свой вчерашний провал?