Стенание

Было известно, что в сентябре, во время непродолжительной поездки в Гилдфорд, король тяжело заболел, да так потом до конца и не оправился. В декабре ему снова стало хуже, и в конце января его величество скончался. Сплетникам в судебных иннах было о чем молоть языками в последние месяцы. Как всегда, было трудно отличить правду от домыслов, но в большинстве своем люди соглашались, что нынешняя осень оказалась триумфальной для религиозных радикалов: епископ Гардинер публично получил от лорда Лайла оплеуху в Тайном совете, и король в последние недели перед смертью отказывался его видеть. Мне это казалось логичным: Консервативная партия сделала ставку на то, что королеву признают виновной в ереси, и на успех миссии Бертано. Оба замысла провалились, и Генрих, зная, что умирает, повернулся к тем, кто сумеет обеспечить для его наследника Эдуарда верховенство короля над Церковью.

В декабре герцога Норфолка и его сына графа Суррея внезапно арестовали: графа обвинили в противозаконном включении королевского герба в свой собственный. В соответствии с так называемым Биллем об опале парламент приговорил обоих к смерти за государственную измену. Молодого графа в январе обезглавили, и Норфолк, матерый консерватор, тоже взошел бы вслед за ним на эшафот, не умри король накануне казни. Лично мне все это дело казалось сфабрикованным — такие штуки Генрих VIII проделывал и раньше, чтобы избавиться от Анны Болейн или от Томаса Кромвеля. А теперь старый герцог, чудом оставшийся в живых, сидел в Тауэре.

Говорили, что, умирая в Уайтхолле, король вызвал к себе архиепископа Кранмера, но, когда тот прибыл, Генрих уже лишился речи. А когда прелат попросил его величество сделать знак, что он умирает в истинной христианской вере, тот смог только сжать ему руку. Ни исповеди, ни соборования: его смерть, пожалуй, могла вызвать радость у протестантов. И все же, что удивительно, король включил в завещание отдельный пункт, велев отслужить по нему традиционную заупокойную мессу. В своей смерти Генрих оказался столь же непоследователен, как и при жизни.

«Vive le roi[25] Эдуард Шестой!» — так герольды объявили нового короля, этого худенького мальчика с величественной осанкой. В своем завещании, составленном незадолго до смерти, Генрих VIII назначил шестнадцать душеприказчиков, которые должны были составлять Совет при юном Эдуарде и править Англией вплоть до его совершеннолетия. Среди этих людей преобладали сторонники Реформации. В состав нового Совета вошли лорд Лайл и граф Эссекс, брат Екатерины Парр, а также те, кто держался середины и менял курс в зависимости от перемены ветра. Пейджет остался личным секретарем короля, и Ризли по-прежнему числился в Совете, как и Рич. Все склонялись к курсу, избранному королем Генрихом напоследок. Все, кроме епископа Гардинера: теперь он отошел на второй план, и ему оставалось только кипеть бессильной злобой. Говорили, что вскоре грядет радикальная реформа религии.

В стане реформаторов Сеймуры взяли верх над Паррами. Екатерине Парр, вопреки ее надеждам, регентство не досталось. Теперь она была всего лишь вдовствующей королевой, а протектором и опекуном юного короля Тайный совет сразу же назначил Эдуарда Сеймура, графа Хартфорда. Теперь он сидел во главе стола на заседаниях Совета, куда ввел также и своего брата Томаса.

В воздухе витали всевозможные слухи: что, дескать, завещание короля подправили после его смерти, что Хартфорд тайком сговорился с карьеристами вставить туда пункт о «невыполненных дарах», и этот пункт позволял новому Совету от имени короля даровать им титулы, якобы в награду за преданность. Так или иначе, определенно появилась новая поросль пэров — Ричард Рич получил поместье Лиз в Эссексе и стал официально именоваться бароном. Но что именно случилось накануне смерти Генриха и в последующие дни, точно и достоверно никто не знал, и, наверное, сие навеки останется тайной.

Присутствие на похоронной процессии официально поощрялось, однако никого не принуждали. Думаю, что большинство людей, составляющих сегодня эту огромную толпу, пришли сюда, подобно мне самому, чтобы засвидетельствовать окончание эпохи. Те, кто был помоложе, не знали никакого другого правителя, а я лишь смутно припоминал, что, когда мне было семь лет, моя дорогая мамочка сказала, что король Генрих VII умер и на трон взошел его сын, второй из династии Тюдоров.

Я весь насквозь продрог и растирал руки в перчатках. Дворец Уайтхолл напротив был тих и пуст — процессия должна была отправиться от Вестминстерского дворца, расположенного южнее. Филипп Коулсвин, стоявший рядом со мной, сказал:

— Да, день выдался холодный, но, возможно, теперь грядет иное время — дни истинной религии.

Николас с другой стороны от меня пробормотал:

— Похоже, нас ждут снегопады, судя по сильному ветру. — Как истинный уроженец Линкольншира, он говорил нараспев, растягивал гласные.

— Да, — согласился я. — Пожалуй, ты прав.