Стенание

— Я все еще пользуюсь репутацией в определенных кругах? — Голос Джека звучал удивленно, но в нем слышалось и удовлетворение.

— Похоже на то. В общем, в Уайтхолле украли драгоценный перстень из крепкого сундука с надежным замком. От него есть лишь один-единственный ключ, который владелец постоянно носил на шее, и на замке не обнаружилось никаких следов взлома.

— Вы видели этот сундук?

— Да. Вчера я провел в Уайтхолле изрядное количество времени.

— А перстень-то чей? — напрямик спросил Барак. — Королевы?

— Я не должен этого говорить. Сундук отвезли в гардероб ее величества в замке Бэйнардс, чтобы завтра в девять мы осмотрели его. Ты сможешь прийти туда вместе со мной и сказать, что думаешь по этому поводу?

Джек посмотрел на меня долгим серьезным взглядом:

— И это все, что от меня требуется?

— Да.

— С моей стороны возражений нет. Но если Тамазин хоть на секунду подумает, что я снова ввязался во что-то опасное, она… — Барак покачал головой. — В общем, Тамми выйдет из себя. И будет абсолютно права. — Он вздохнул. — Однако если такова воля камергера королевы…

— Да. И я обещаю, что не допущу, чтобы тебя впутывали дальше.

— Я почувствовал что-то неладное по вашему лицу, когда спустился. И Тамазин тоже. Вы сказали, у кошки девять жизней… Что ж, это уже вполне может оказаться ваша девятая. Да и моя тоже.

— Но не могу же я отказать королеве.

— То есть все дело в украденном перстне? — Помощник искоса взглянул на меня. — Если так… В любом случае я приду. И не скажу Тамазин, хотя мне это не нравится.

— Да, это нужно держать в тайне.

Барак кивнул, после чего снова серьезно посмотрел на меня:

— Но помните: жизней только девять.

«Ну до чего же неприятно обманывать друга…» — думал я, подходя к конторе Билкнэпа, расположенной примерно напротив моей. Тут сзади послышался голос: кто-то окликнул меня. Я раздраженно обернулся — ну что там еще? — и, к своему удивлению, заметил Филиппа Коулсвина, которого в последний раз видел на сожжении, адвоката, отстаивающего интересы брата Изабель Слэннинг.

Я приподнял головной убор:

— Брат Коулсвин, дай вам Бог доброго дня! Вы не были на службе в Грейс-Инн?

— Я хожу в свою местную церковь, — ответил мой коллега несколько скованно.

«Не иначе, к какому-нибудь радикально настроенному викарию», — подумал я.

— Я пришел сюда после службы, так как хотел с вами поговорить, — произнес тем временем Филипп.

— Очень хорошо. Зайдемте ко мне? Это совсем рядом. Хотя у меня назначена другая встреча… — Я взглянул на закрытое ставнями окно Билкнэпа. — К сожалению, я не могу задерживаться надолго.

— Это не займет много времени.

Мы пошли ко мне в контору. Я отпер дверь и ввел Коулсвина в свой кабинет, скинул мантию и предложил ему сесть. Он некоторое время помолчал, глядя на меня своими чистыми голубыми глазами, а потом неуверенно сказал:

— Случается, сержант Шардлейк, что дело доходит до той точки, когда полезно конфиденциально побеседовать с представителем противной стороны. — Он снова в нерешительности помолчал. — Во избежание раздувания конфликта между нашими клиентами, что, разумеется, никому не пойдет на пользу.

— Вы имеете в виду дело о завещании? Противостояние миссис Слэннинг и ее брата?

— Да. Когда мы встретились позавчера, сержант Шардлейк, будучи оба вынуждены присутствовать на том ужасном зрелище на Смитфилдской площади… — Филипп пару раз моргнул. — В общем, я тогда подумал: «Вот честный человек».

— Спасибо, брат. Но, строго говоря, честность означает, что мы должны представлять наших клиентов, с какими бы трудностями сие ни было сопряжено. Их интересы всегда должны быть на первом месте.

— Я знаю. Но разве это не по-христиански — погасить конфликт, когда сие возможно?

— Если сие возможно. — Мне невольно вспомнились слова Гая о том, что некоторые ссоры зашли так далеко, что их не уладишь миром. И еще, как Изабель говорила об Эдварде: «Если бы вы только знали, какие ужасные вещи совершил мой брат…» — Но, разумеется, я выслушаю, что вы хотите сказать, — добавил я. — И обещаю: все это останется строго между нами.

— Спасибо. На среду у нас назначен осмотр стены с росписью. Вашему эксперту, конечно же, будет дано задание найти способ снять картину, не повредив ее.

— В то время как ваш, вероятно, скажет, что снять ее в принципе невозможно.

— Мой эксперт — честный человек.

— Как и мой.

— Не сомневаюсь.

Я улыбнулся:

— И все же оба работают, согласно данным им указаниям, за деньги. Боюсь, наиболее вероятный исход — патовая ситуация.

— Да, — согласился Коулсвин. — Такова природа юридической системы. — Он вздохнул. — В результате гонорар, выплаченный экспертам, будет добавлен к счету, сумма издержек увеличится, да и бумажной волокиты тоже прибавится.

— Как там говорится? — криво усмехнулся я. — «Писанины много, а толку мало».

— Да уж.

И тут мой коллега рассмеялся. Думаю, он просто не выдержал неловкого напряжения. От этого лицо Филиппа, до того серьезное, стало совсем мальчишеским, и я обнаружил, что тоже смеюсь. Мы оба замолкли одновременно и с виноватым видом посмотрели друг на друга.