— Мы не можем остановить свару между нашими клиентами, — вздохнул я, — хотя, признаться, я был бы рад избавиться от этого дела. Скажите, между нами, а что, мастер Коттерстоук так же ненавидит миссис Слэннинг, как и она его?
Коулсвин печально кивнул:
— Для Эдварда Коттерстоука высшее удовольствие — рассказывать мне, какая вредная, порочная и злобная женщина его сестрица. И еще он называет ее предательницей, папской католичкой, которая втайне практикует старые обряды. Меня познакомили с ним через наш церковный приход, я сейчас только что от него. — Филипп приподнял брови. — Пытался взывать к его христианскому милосердию, однако все мои обращения остались неуслышанными.
Я сочувственно кивнул:
— А миссис Слэннинг постоянно говорит мне, что ее брат — еретик и что она была бы счастлива увидеть его на костре. — Помолчав, я добавил: — И, боюсь, вас тоже.
Мой собеседник нахмурился:
— В наше время им обоим лучше бы попридержать языки. — Глубоко вздохнув, он посмотрел на меня. — Эдвард Коттерстоук не слушает никаких разумных доводов. Его жена и дети пытались отговорить его от тяжбы с сестрой. Безуспешно.
— Изабель — бездетная вдова, но даже будь у нее семья, сомневаюсь, что домочадцы смогли бы повлиять на нее. Скажите, мастер Коулсвин, а вы, случайно, не догадываетесь, почему эти двое так ненавидят друг друга?
Филипп погладил свою короткую бородку.
— Нет. Эдвард только твердит, что его сестра с детства была злобным созданием. И все же, хотя ему явно нравится ругать ее — а мы с вами оба видели, как они стоят в суде, гневно сверкая глазами друг на друга, — у меня такое чувство, что Эдвард в некотором роде побаивается Изабель. — Он немного помолчал. — Вы, кажется, удивлены?
— Только потому, что у меня самого сложилось впечатление, будто бы, напротив, это миссис Слэннинг боится брата. Как странно… Судите сами.
Теперь я был уверен в честности Коулсвина и, хотя это было явное злоупотребление доверием клиента, решил рассказать ему про ту загадочную фразу, произнесенную Изабель, — относительно каких-то страшных злодеяний, якобы совершенных Эдвардом.
Филипп внимательно выслушал и покачал головой:
— Не могу представить, что бы это значило. Мастер Коттерстоук — вполне уважаемый и законопослушный человек.
— Как и миссис Слэннинг. А вас не поразила странная формулировка в завещании их матери? Это особое упоминание о картинах.
— Да уж. Старуха как будто хотела спровоцировать ссору между детьми, посмеяться над ними из могилы. — Мой коллега поежился.
— Она, должно быть, знала об их взаимной неприязни. Возможно, не только двое в этой семье ненавидели друг друга из-за бог весть какой давней обиды, а все трое, включая и покойную миссис Коттерстоук тоже, — мрачно заключил я.
— Вполне вероятно. Но мне ничего не известно об их юности. Знаю только, что их родной отец, мастер Джонсон, который изображен на картине, умер совсем молодым. И что их мать снова вышла замуж, за Коттерстоука, которому досталось дело ее первого супруга, но и он тоже вскоре скончался, оставив все своей вдове. Других детей у нее не было, и Эдвард с Изабель взяли фамилию отчима, который официально усыновил обоих.
— Мне также известен сей факт, — ответил я. — И это свидетельствует о том, что второй муж их матери был не таким уж плохим человеком.
— Да. — Филипп снова погладил бородку. — Если бы мы только выяснили, что привело брата с сестрой к этой вражде…
— Но как? Вы заметили, что эти двое все время обвиняют друг друга, и всегда лишь в общих словах, не говоря ничего конкретного?
— Заметил, — медленно кивнул Коулсвин.
Я услышал, как часы в инне пробили двенадцать:
— Прошу прощения, брат, но у меня запланирована встреча. Однако я рад, что вы зашли. Давайте каждый из нас подумает, что мы можем сделать в сложившейся ситуации. — Я встал и протянул гостю руку.
Тот пожал ее:
— Спасибо, что поговорили со мной. Сколько юристов с радостью перевели бы это дело в Канцлерский суд ради личной выгоды!
«Билкнэп бы абсолютно точно так поступил, — подумал я, — разве что у него не хватило бы терпения сносить придирки и язвительные замечания Изабель. Стивен неизменно предпочитал всякие сомнительные земельные сделки, где все, так сказать, совершалось во мраке».
Филипп застенчиво улыбнулся:
— Чтобы закрепить наше согласие, может быть, вы окажете мне честь отужинать со мной и моей женой? Скажем, в среду?
Я заколебался. Правила запрещают барристерам противостоящих сторон обсуждать своих клиентов у них за спиной, но не запрещают вместе ужинать. Иначе что бы осталось от нашей светской жизни?
— С удовольствием, — согласился я. — Хотя сейчас я веду еще одно запутанное дело, которое отнимает много времени. Могу я позволить себе вольность согласиться сейчас на среду, но оставить за собой возможность отказаться в последний момент?
— Несомненно.
Я вздохнул:
— По сравнению с тем, другим моим делом спор о завещании миссис Коттерстоук кажется не стоящим выеденного яйца.
— Да он, по сути, такой и есть.
Я печально улыбнулся:
— Это правда. Но, к сожалению, не для наших клиентов.