Я проводил своего коллегу до дверей и наблюдал в окно, как его приземистая фигура удаляется к воротам. Потом мои глаза переключились на закрытые ставнями окна Билкнэпа, и я глубоко вздохнул.
Глава 13
Я пересек двор дома Стивена Билкнэпа, вспоминая его странное поведение прошлой осенью: те неожиданные попытки примирения, которые я отверг, поскольку не мог ему доверять. Я постучал в дверь, и мне открыл привратник.
— Меня попросили навестить брата Билкнэпа, — сказал я ему.
Он мрачно посмотрел на меня:
— По словам его сиделки, нынче, наверное, последний день, когда Билкнэпа можно навестить. Я провожу вас.
Мы взобрались по длинной деревянной лестнице, минуя другие конторы, пустые по случаю воскресенья. Очень немногие барристеры жили при конторе. Я не был в комнатах Стивена несколько лет и помнил только, что там неопрятно и пыльно. Ходили слухи, что он хранил дома свой сундук с золотом и по ночам перебирал монеты.
Привратник постучал, и дверь открыла пожилая женщина в чистом фартуке и коротком чепце на седых волосах.
— Сержант Мэтью Шардлейк, — представился я.
Сиделка сделала книксен.
— А я — миссис Уоррен, мастер Билкнэп нанял меня ухаживать за ним. Он получил вашу записку, — пояснила она и продолжила тем же холодным безучастным тоном: — У него большая опухоль в желудке, и доктор говорит, что ему осталось совсем недолго. Счет уже пошел на дни.
— У него нет родных, кого можно вызвать к постели умирающего?
— Мастер Билкнэп не хочет ни с кем общаться. Думаю, у них в семье много лет назад произошел какой-то разлад. Когда я спросила его, он ответил, что не видел никого из родных со времен правления прежнего короля.
Я прикинул, что с тех пор прошло около сорока лет. Тогда Билкнэпу не было и двадцати. Возможно, еще одна семейная свара — вроде той, которую мы с Филиппом только что обсуждали.
Женщина посмотрела на меня с любопытством:
— Вы единственный, кого мастер Билкнэп хотел увидеть. Кроме доктора и архитектора, сюда никто больше не приходил.
«Архитектора?» — удивился я про себя, а сиделка тем временем продолжала рассказывать:
— Ну да, если не считать священника. Сегодня утром мастера Билкнэпа соборовали. — Значит, он и впрямь был на грани смерти. — Я провожу вас к нему, — сказала миссис Уоррен, ведя меня по пыльному коридору, и вдруг понизила голос: — Он не хочет открывать ставни, уж не знаю почему. Предупреждаю, в комнате у больного плохо пахнет.
И это была правда. Когда дверь в полутемную комнату открылась, мне в нос ударили запахи немытого тела и гнилого дыхания. Я вошел вслед за сиделкой. Комната была обставлена бедно: сундук для одежды, пара деревянных стульев, кровать и стол, заставленный пузырьками и флаконами с лекарствами. По крайней мере, кровать была широкой и с виду удобной.
Билкнэп всегда был очень худым, но теперь его фигура под одеялом напоминала скелет; кожа на черепе так натянулась, что на лице выступали только уши и нос, а руки лежали на простыне, как белые птичьи лапы.
— Кажется, он спит, — тихо произнесла добрая миссис Уоррен и склонилась над Билкнэпом. — Да, спит. Каждый раз, когда я наклоняюсь над ним, я думаю, что сейчас увижу, что бедняга умер, но он еще дышит.
Впервые я услышал в ее голосе нотку человеческого сочувствия.
Она легонько встряхнула Стивена за плечо. Он открыл незабудково-голубые глаза, которые всегда блуждали и никогда не смотрели на людей прямо. Но сегодня он взглянул мне в лицо, а потом с усилием улыбнулся, обнажив желтые зубы:
— Ага, брат Шардлейк. — Его голос был не громче шепота. — Я так и знал, что, если пошлю вам золото, вы придете.
Я пододвинул к кровати один из стульев. Билкнэп взглянул на сиделку и коротко велел:
— Уйдите, Джейн.
Она сделала книксен и вышла.
— Могу я что-нибудь для вас сделать? — спросил я.
Мой давний враг устало покачал головой:
— Нет. Я просто хотел встретиться с вами в последний раз.
— Мне очень жаль видеть вас в таком состоянии.
— Да ничего подобного, — спокойно возразил он. — Давайте будем откровенны. Вы всегда ненавидели меня, а я — вас.
Я не ответил. Дыхание с хрипом вырывалось у больного из груди. Потом он начал говорить шепотом, и я ощутил у себя на лице его зловонное, гнилостное дыхание.
— Что же теперь будет?
— Никто из нас не может этого точно знать, брат Билкнэп, — с чувством неловкости сказал я. — Мы все должны верить, что Бог проявит милосердие к нашим бессмертным душам…
Глаза Стивена уставились в мои глаза.
— Нет, мы с вами придерживаемся иных взглядов. Думаю, хотя бы в этом мы сходимся. Оба прекрасно знаем, что у человека нет никакой бессмертной души — не больше чем у кошек и собак. И потом, после смерти, уже не будет ничего. Совсем ничего. Только темнота и тишина.
Я покачал головой:
— Я в этом не так уверен, как вы. Нельзя утверждать наверняка. Я не знаю, что такое или кто такой Бог, но, возможно, Он и впрямь есть.