Стэнли Кубрик. Американский режиссер

Фильм был единственным в своем роде, и сегодня, более пятидесяти лет спустя, он все еще выглядит потрясающе новаторским. Сразу после сцены с доисторическими обезьянами мы оказываемся в космосе, где все вокруг медленно и величественно плывет по кругу под мелодию вальса Штрауса. В конце фильма мы вместе с астронавтом Дейвом Боуменом (Кир Дулли), обычным человеком, ставшим вдруг чем-то вроде табула раза, бродим по спальне в стиле Людовика XVI – и вот, наконец, на нас обращает взгляд Звездный ребенок – взгляд, возможно, ничуть не более невинный, чем взгляд насильника и убийцы Алекса в первом кадре следующего фильма Кубрика «Заводной апельсин», который, подобно Альтамонтскому фестивалю, стал похоронным звоном по десятилетию надежд на мир и любовь. Здесь и органная музыка другого Штрауса (Рихарда) – ницшеанский вызов зрителю, своеобразное предупреждение о грядущей метаморфозе, – и потрясающая неподготовленное сознание сцена со Звездными вратами, в которой Боумен испытывает «новые пороги и новые анатомии» (выражаясь словами Харта Крейна) и при виде которой один из первых зрителей (который, конечно, как и почти все в кинотеатре, был под кайфом) побежал к экрану с криками: «Это Бог!»

«На это не способен ни героин, ни сверхъестественные силы», – сказал критик Дэвид Томсон о том, что делает с нами кино, о его сверхъестественной магической силе. Ни один фильм никогда не заходил так далеко, как «Космическая одиссея 2001 года», поднявшаяся над человеком и пределами его возможностей и показавшая нам безмятежность бесконечного космоса. Этот фильм больше, чем любой другой, подходит под комментарий Мартина Скорсезе: «Смотреть фильм Кубрика – все равно что смотреть на вершину горы. Смотришь вверх и удивляешься: как ему удалось забраться так высоко?»[148]

Идея фильма зародилась в 1964 году, когда Кубрик впервые услышал об Артуре Кларке. Той весной Кубрик был в Нью-Йорке; он упивался ошеломительным успехом «Доктора Стрейнджлава», премьера которого состоялась в январе. Среди друзей Стэнли и Кристианы были Терри Саузерн и Арти Шоу, а также их жены. Шоу, который к тому времени уже много лет не играл на кларнете, теперь пробовал свои силы в художественной литературе и кинематографе. Он был отличным стрелком и, как и Кубрик, имел большую коллекцию оружия. С Кубриком их связала общая любовь к джазу, оружию и кино. Шоу знал, что Кубрик хочет снять научно-фантастический фильм и ищет соавтора, поэтому он посоветовал ему прочитать роман Артура Кларка «Конец детства». Кларк, писатель-фантаст и астроном-любитель, жил на Цейлоне, и ему хронически не хватало денег – в основном из-за того, что он занимался финансированием проектов своего бойфренда-кинорежиссера.

Кубрик раздобыл роман Кларка, и они с Кристианой с жадностью прочитали его вместе, сидя у постели четырехлетней Вивиан, у которой был опасный случай крупа. С тревогой прислушиваясь к дыханию Вивиан, Кубрик рвал книгу на страницы и, дочитав, по очереди передавал их Кристиане. «Нам показалось, что Артур – просто идеал», – вспоминала Кристиана. Друг Кубрика Роджер Карас отправил телекс на Цейлон, и Кларк вскоре телеграфировал: «Страшно заинтересован в работе с enfant terrible»[149]. Кубрик восхищался способностью Кларка передать то, как человек реагирует на бескрайние просторы космического пространства. Он говорил Джереми Бернштейну, что Кларк «запечатлел безнадежное, но восхитительное желание человека знать то, что ему никогда не дано по-настоящему познать… чувство грусти, поэтическое ощущение мимолетности времени, одиночества среди миров». Кларк, говорил Кубрик Бернштейну, «умеет писать о горах, планетах и других мирах так же проникновенно, как другие люди пишут о детях и о любви»[150].

Было совершенно ясно, что «Космическая одиссея» с ее масштабностью замысла будет непохожа ни на один фильм, снятый до сих пор в жанре научной фантастики. Кубрик говорил Даниэль Хейнман, что «от него отказались все компании до единой, кроме MGM; они говорили, что “научная фантастика никогда не собирает в прокате больше двух миллионов долларов”, потому что до этого момента вся научная фантастика была вроде как дешевой и глупой»[151].

«Он был бледен, как бывают люди, работающие по ночам», – вспоминал Кларк свою первую встречу с Кубриком в Нью-Йорке за ужином в ресторане Trader Vic’s. В середине шестидесятых годов Кубрик ходил всегда чисто выбритым и имел, как заметил Бернштейн, «несколько богемный вид какого-нибудь игрока в казино на теплоходе или румынского поэта»[152]. Вскоре Кларк обосновался в отеле «Челси», где ел много крекеров с печеночным паштетом, крутил роман с ирландским моряком торгового флота, жившим в соседнем номере, и водил компанию с также жившими в «Челси» Уильямом Берроузом и Алленом Гинзбергом. Кларк писал для сценария по несколько тысяч слов в день и регулярно встречался с Кубриком, чтобы обсудить детали того, чему суждено было стать самым новаторским научно-фантастическим фильмом в истории.