Стэнли Кубрик. Американский режиссер

«От научно-фантастических фильмов всегда ждут монстров и секса», – сказал позже Кларк. Фильм, который делали они с Кубриком, должен был стать чем-то другим, серьезным взглядом на судьбу человечества[153]. В ранней версии сценария выжившего астронавта приветствовали высокие, с длинными конечностями инопланетяне, облик которых был навеян скульптурами Джакометти: этакий штрих в духе творчества Спилберга. Кубрику с Кларком в конце концов пришла в голову идея ввести в финал фильма Звездного ребенка, который внушает одновременно страх и восхищение. Сами пришельцы в этом революционном повороте остаются невидимыми и невыразимыми, как философская идея божественного.

Наверное, в наступлении Наполеона на Москву было больше практических сложностей, чем в создании «Космической одиссеи 2001 года», но с этим можно и поспорить. (О процессе создания фильма великолепно рассказывает Майкл Бенсон в своей книге «Космическая одиссея 2001. Как Стенли Кубрик и Артур Кларк создавали культовый фильм».) Съемки начались со сцены, в которой ученые, позируя для фото вокруг монолита, обнаруженного на Луне, отшатываются от издаваемого им пронзительного звука. Как и в «Стрейнджлаве», оператором переносной камеры во время съемки этих кадров был сам Кубрик. Последней снимали «Зарю человечества»: это была самая трудная часть фильма, поскольку нужно было продумать костюмы и жесты, чтобы люди могли реалистично играть обезьян.

Игровые съемки большей части фильма, за исключением его доисторической прелюдии, заняли восемь месяцев, с декабря 1965 года по июль 1966 года. Затем последовали почти два года постпродакшна. Кубрик замучил съемочную группу требованиями сделать еще один дубль, и все постепенно привыкли к его бесконечному «давайте еще раз». «Космическая одиссея» была на тот момент и, возможно, до сих пор остается наиболее сложным в техническом отношении фильмом за всю историю кинематографа. От Кубрика картина требовала постоянного внимания и еще большей изобретательности. Было сделано более двухсот комбинированных кадров: сохранялся исходный стоп-кадр, а затем к нему кропотливо добавлялись элементы переднего плана и фона, например звезды или Земля в иллюминаторе космического корабля. После многих месяцев проб и ошибок космические сцены начали выглядеть так, как было нужно.

Новаторские кинематографические изобретения, сделанные Кубриком в процессе съемок «Одиссеи», требовали тщательного продумывания решений. Кристиана говорила, что Кубрик, когда снимал фильмы, был «очень похож на шахматиста»: «Он говорил: “Не торопись расслабляться. Как раз из-за этого и совершаются ошибки”». Кубрик однажды заметил, что «шахматы учат нас… контролировать первоначальное воодушевление, которое мы испытываем, когда видим, что все получается хорошо», и «думать так же объективно, когда дела идут плохо»[154].

На первоначальном этапе работы над сценарием Кларк отмечал в своем дневнике: «Стэнли пришла в голову дикая идея сделать слегка педерастичных роботов». В конечном итоге эти роботы превратились в компьютер ХАЛ[155]. На роль ХАЛа Кубрик пригласил канадского актера Дугласа Рейна, потому что, по его словам, голос Рейна звучал «покровительственно и асексуально»[156]. ХАЛ странным образом производит впечатление чего-то одновременно успокаивающего и враждебного – именно такое сочетание кажется как нельзя более подходящим для привычного нам сегодня вторжения технологий в повседневную жизнь. Сейчас в продаже есть виртуальный ассистент Alexa, который выглядит и звучит в точности как ХАЛ; впрочем, как кто-то пошутил, едва ли ему стоит доверять контроль над механизмом подъема гаражных ворот.

В центре одновременно безмятежной и тревожной «Космической одиссеи» – до странного человеческая чувствительность компьютера, играющего одну из главных ролей в средней части фильма наряду с астронавтами Дейвом Боуменом и Фрэнком Пулом (Гэри Локвуд), которые отправляются на Юпитер, чтобы исследовать источник сигнала, испускаемого найденным на Луне монолитом. ХАЛ одновременно и главный злодей в фильме (когда он решает убить астронавтов, чтобы обеспечить успех миссии), и высший образец жертвенности (когда Боумен отключает его). Съемка в фильме по большей части сделана с такого ракурса, что повествование ведется с точки зрения ХАЛа – с точки зрения этого красного глаза, тихонько пульсирующего, как сердце.

ХАЛ умеет читать по губам – именно так он узнает о плане астронавтов отключить его от питания – и идентифицирует эмоции. Он даже в некотором роде философ. Вот данное ХАЛом замечательное определение хорошей жизни, звучащее так, словно оно взято из написанной каким-нибудь технарем книги о нравственном самосовершенствовании: «Я делаю себя максимально полезным, и я полагаю, именно к этому стремится любое разумное существо». «Действительно ли он испытывает подлинные чувства – думаю, на это трудно будет ответить», – говорит Дэйв интервьюеру Би-би-си, и ХАЛ это слышит.