Впечатляющая своей напоминающей сон слаженностью часть фильма, изображающая курс начальной военной подготовки с рядами новобранцев, стоящих по стойке «смирно» в белом исподнем, уступает место серии отдельных эпизодов, в которой не прослеживается никакого явного сюжета, который придавал бы развитию фильма динамику. Как и ее главные герои, морские пехотинцы, вторая половина «Цельнометаллической оболочки» кажется немного растерянной с точки зрения повествования, но на самом деле Кубриком здесь все продумано до мелочей: каждый взрыв дымовой бомбы, каждый кадр, снятый с движущейся операторской тележки. Небо во время сражений расцвечивается точно спланированными вспышками огня и клубами дыма, расположенными с виртуозной точностью, но при этом зритель, глядя на него, не думает о его живописной красоте или о виртуозности режиссера.
И посреди всего этого стоит Шутник, как всегда насмешливый; он по уши в дерьме, но все равно остается от него в стороне. Подобно очкам рассказчика Лютова в рассказе Исаака Бабеля «Мой первый гусь», очки Шутника в проволочной оправе символизируют чувствительность, неизменно вызывающую насмешки со стороны более жестких людей, таких как Зверюга (Адам Болдуин), у которого на каске написаны слова Оппенгеймера, в свою очередь цитирующего «Бхагавадгиту»: «Я стал смертью». У Бабеля очки – это символ еврейства и неизменно проистекающих из него мучительных душевных метаний. У Зверюги «взгляд на тысячу ярдов», пустой и ничего не выражающий: он смотрит далеко за спину зрителя, прямо в невыразимую суть дела. Шутник, напротив, по-прежнему подвержен сомнениям: его сердце еще не превратилось в камень[272]
.В заключительной части фильма Кубрик выносит амбивалентность Шутника на первый план. Укрывшись за невысокой стеной, отряд становится мишенью снайпера, стреляющего откуда-то из руин зданий. Один за другим, словно влекомые чьими-то злыми чарами, морпехи попадают в ловушку снайпера. Они прокляты: это место – их отель «Оверлук».
Так начинается одна из величайших сцен в творчестве Кубрика – эпизод с девушкой-снайпером. Джей Кокс отмечает, что эта часть фильма «Цельнометаллическая оболочка», как и ставшая классикой маломасштабная кинолента Сэма Фуллера о Корейской войне «Стальной шлем» (1951), «свою суровую напряженность приобретает за счет своей простоты». Здесь стиль Кубрика «очень прицельный, очень точный и совершенно не приукрашенный», продолжает Кокс. Как и Пекинпа, Кубрик использует замедленную съемку, когда снайпер одного за другим убивает морских пехотинцев, и мы видим, как из раны фонтаном бьет кровь. Напряжение нарастает, становясь почти невыносимым. «И это нам показывает человек, у которого самым страшным опытом в жизни был перелет в самолете коммерческой авиалинии», – удивляется Кокс. Когда снайпер убивает Ковбоя, командира отделения, Кубрик не дает нам ни одного эмоционально напряженного крупного плана: только общий план морпехов, сгрудившихся вокруг умирающего. Ковбой в исполнении виртуозного Арлисса Говарда умирает у них на руках[273]
.Но их ждет еще один шокирующий удар, еще более сильный, чем смерть Ковбоя: снайпером оказывается девушка-подросток. Она, словно обезумев, крутится вокруг своей оси и стреляет во все стороны, пока Шутник дрожащими руками вытаскивает пистолет, как Джимми Стюарт в фильме Форда «Человек, который застрелил Либерти Вэланса» (1962). Затем Стропила (полный энтузиазма новичок, антагонист Шутника в исполнении Кевина Говарда) стреляет в снайпершу. Девушка умирает медленной и мучительной смертью и умоляет стоящих вокруг морских пехотинцев, чтобы ее добили. После долгих колебаний Шутник наконец делает то, о чем она просит.
Лучший комментарий о том, что Шутник решает выстрелить в девушку-снайпера, был написан задолго до «Цельнометаллической оболочки» Майклом Герром в его книге «Репортажи»: