Стэнли Кубрик. С широко открытыми глазами

Мы услышали, как нас зовет Николь. Она плохо себя чувствовала: очень устала и хотела прилечь. Я предложил ей подняться в одну из гостевых комнат. Том ушел с ней, а я вернулся на кухню.

Я не мог дышать, ничего не слышал и не чувствовал. Я постоянно возвращался к своим последним воспоминаниям в поисках связи, причины или повода. Я всегда верил, что Стэнли справится, что усталость была не в счет. Но нет. Может, я должен был что-то сделать… Ведь я волновался: «Я беспокоюсь за Стэнли», – говорил я Жанет и Яну; я пытался помочь ему, но этого оказалось недостаточно. Он слишком много на себя взял.

Вивиан вернула меня на землю. Я почувствовал легкую руку на своих плечах и снова увидел зеленую траву Чайлдвикбэри. Она была мокрая от дождя. Я посмотрел на Вивиан и понял, что она опустошена. «Пойдем к папе?» – прошептала она. Оставив шум гостей позади, мы прошли по коридору из навесов в пустой шатер. Стулья уже не стояли аккуратными рядами, на подушках кое-где лежали программки. Когда мы остановились перед могилой, Вивиан спросила, как я теперь буду жить без ее отца. «Надо», – ответил я. «Тебе хватит сил?» – настаивала она, ее голос дрожал. Я молча кивнул и стиснул зубы. Вивиан покачала головой, словно говорят «нет», затем обняла меня и разрыдалась. Ее печаль овладела и мной. Мы вместе плакали, понимая и разделяя отчаяние друг друга. Именно тогда, обнявшись, мы осознали, что были братом и сестрой, что мы оба – дети Стэнли.

«Меня не было рядом. Меня не было рядом», – произнесла Вивиан в слезах, обнимая меня все крепче. У нее были собственные поводы для терзаний. «Я была жестока», – смог разобрать я через ее рыдания. «Твой отец знал, что ты его любишь, и он тебя очень любил. Он больше не может сказать тебе этого, Вивиан, поэтому говорю я». Она все плакала и сквозь слезы смотрела на меня и на гору земли рядом с нами.

На следующее утро я проснулся у себя дома. Было рано, слишком рано для такого дня. Мне надо было встать, позавтракать, сесть в машину и поехать в Чайлдвикбэри; мне надо было… надо было что?

Зазвонил телефон. В такое время дня это мог быть только Стэнли. Нет, это больше не мог быть Стэнли. Это был Андрос. Он был первым, кого я услышал, приехав домой, после того, как Ян мне сообщил. Андрос узнал из телевизионных новостей. «Почему он умер? – безутешно повторял он, когда я вернулся домой вечером в то проклятое воскресенье. – Почему он умер?» Мы оба не могли сказать что-то еще. Теперь, на утро после похорон, его голос звучал так же тускло. «Я не спал», – сказал он. Мы не знали, о чем еще говорить, поэтому просто стояли и молчали несколько минут с телефоном в руке. Потом он спросил: «Что ты теперь будешь делать?»

«Ничего, – брякнул я. – Ничего не буду делать. – И после длинной, длинной паузы добавил: – Улажу дела, потому что я возвращаюсь туда, откуда приехал».

Я отрабатывал все свои часы и заботился о животных, особенно о Присцилле. Она была уже слаба, но держалась. Меня даже попросили помочь в работе над «С широко закрытыми глазами», его должны были выпустить в середине июля. После первых скомканных дней, в течение которых Чайлдвикбэри, казалось, замер, внезапно все ринулись работать как сумасшедшие, чтобы выпустить фильм вовремя. Я выполнял указания, не заботясь о том, кто их давал, и продолжал работать, ни от чего не отказываясь, и все же это больше ничего не значило. Я чувствовал, что больше не нужен.

Однажды вечером, возвращаясь в усадьбу, я услышал шум в одной из комнат восточного крыла. Я подумал, что это мог быть монтажер в Алчной комнате: нужно было закончить фильм, поэтому логично, чтобы там кто-то был, но никто не брал у меня ключи. Я пошел в Зеленую комнату и, миновав всех кошек, заметил в Красной комнате свет и тени людей, рывшихся в ящиках, бумагах и блокнотах, в картотеке и компьютере Стэнли. Как они попали внутрь, если ключи лежат у меня в кармане? Должно быть, кто-то взял копии в Ключной комнате, чтобы пройти туда, куда им нельзя.

Я поплелся во внутренний двор. Кто-то вылез из «роллса», хлопнул дверью и прошел мимо. Они даже машину его не могли оставить в покое. Кто-то другой окинул меня неодобрительным взглядом, и я не мог удержаться и сказал: «Если вам раньше не разрешали делать определенные вещи, то их нельзя делать и сейчас!» Ответа не последовало. «Хотя бы спросите разрешения у Кристианы!» Кто-то фыркнул у меня за спиной. Двор тускло освещало закатное солнце, и ветер принес крик одного из ослов. Это напомнило мне о Руперте, он умер ночью несколькими годами ранее. Когда в семь утра я пришел к вольеру, его глаза уже выклевали стервятники.

Я работал каждый день. Даже возил детей Катарины и Ани в школу. А потом я увидел его. «Юнимог» стоял во внутреннем дворике конюшни. Одноклассники Алекса прыгали вверх-вниз по крыше и по кузову. Через несколько недель Фил Хоббс выставил его на продажу.