Тут перед глазом появилось лицо бабы. Зорька прищурила глаз, чтоб сфокусировать зрение и узнала её. Это была Онежка.
- Всё, угомонись, - старалась как можно мягче, успокаивала она Зорьку, - не трать силу. Она тебе ещё пригодится. А будешь меня ею калечить, брошу тебя здесь в яме к собакам лысым и подыхай тут.
- Где я? - прошептала Зорька, даже не шевеля губами.
- На ка, попей отвару, - в место ответа потребовала знахарка.
Только тут Зорька поняла, как она хочет пить. Она почувствовала, что её тело просто высохло изнутри и абсолютно пустое. Онежка одной рукой придержала голову, другой поднесла чашку к губам. Во рту всё пересохло, и живительная тёплая влага в буквальном смысле слова жизнью окропила мёртвое тело. Сначала смочила губы и язык. Ожила челюсть, но резкая боль в щеке, заставила оставить её в покое и не трогать движениями. Затем глоток, второй, третий. После всей чаши Зорька наконец-то ожила.
- Что со мной? - прошептала она, когда Онежка опустила её голову обратно на сено.
- Убили тебя, - спокойно и даже равнодушно ответила Онежка, убирая чашку в сторону.
- Как?
- Да вот так, - с какой-то даже злостью огрызнулась знахарка, - да ты не переживай. Как видишь, убили не полностью. Коли эту ночь переживёшь, то и дальше глядишь получится.
Она отвернулась в сторону, говоря сама с собой:
- Хотя зачем тебе жить дальше и как?
- Звёздочка, - буквально простонала Зорька.
- Да вон она лежит. Насосалась титьки и дрыхнет. Тебе надо есть и пить больше, иначе молока совсем не будет.
С этими словами она встала, согнувшись. Полностью выпрямиться не давал земляной потолок, который крест на крест удерживался двумя брёвнами, а центр этой конструкции упирался на вертикальный столб, вкопанный в пол. И так согнувшись в три погибели, куда-то ушла. Зорька тяжело вздохнула, закрыла глаз и вынув руку из-под шкуры, которой была накрыта, потрогала левую сторону лица, по-прежнему жутко чесавшуюся и вдобавок нудно болевшую. Но лица там не оказалось! Вместо него на всю половину от уха до носа была прилеплена жёсткая, сплошная маска. Зорька с ужасом поняла, что целой половины лица у неё просто нет.
Вновь появилась Онежка с миской в руках. Подползла к Зорьке на четвереньках, шурша соломой.
- Пей, - грозно скомандовала она, - тебе надо напиться и уснуть.
Но Зорька отвернула губы и прошептала:
- Что у меня с лицом?
- Нашла о чём заботиться, - злобно шикнула на неё знахарка, у тебя жизнь на волоске висит, а она о своей морде беспокоится. Пей, говорю. Некогда мне тут с тобой рассусоливать. Заметит кто обоим Черта придёт. Свалилась напасть на мою голову.
С этими словами она резко приподняла голову Зорьке, схватив её за волосы, от чего та застонала и сунула к губам пойло. Зорька выпила содержимое, при этом чуть не подавившись.
- А теперь спи. Я тебя здесь закрою. Свет потушу. Звёздочку положу под грудь. Проснётся сама титьку найдёт. А ты спи.
С этими словами она проделала всё сказанное и уползла куда-то. Стало темно. С боку Зорька почувствовала живой, тёплый комочек.
- Доченька, - прошептала она, вновь выдавливая из себя слезу и как-то сразу погрузилась в небытие.
Зорька стояла на площади родного баймака. Судя по времени года были всё те же Ведения, но на этот раз она была одета в тяжёлый тулуп, в котором трудно было двигаться, так как он был очень толстый и жёсткий. Она была одета полностью, как на выход в лютый мороз. Вокруг не было ни души. Полная тишина. Молодуха огляделась, поискала взглядом хоть кого-нибудь. И тут, где-то в районе Данухинского сада-огорода, закричала соя, как местные называли лесную птичку сойку. Зорька встрепенулась, обрадовалась. Эта птичка, да на Видения - это же счастье великое. Она тяжело развернулась в негнущемся тулупе и столь же тяжело потопала на крик птицы.
Действительно. На одном из деревьев Данухиного сада сидела небольшая птичка с ярким оперением по бокам, расфуфыренным широким хохолком на голове и длинным хвостом. Как только Зорька к ней подошла, та вспорхнула и перелетела в сторону леса, сев на берёзу. Опять крякнула, поглядывая на увешанную шкурами молодуху. У Зорьки аж в груди ёкнуло и сосок груди сладостно заныл. Она поняла, что соя её ведёт, а водит она только к счастью. И Зорька, борясь с неповоротливостью и тяжестью тулупа, уверенно зашагала за провожатой.