Степан Бандера и судьба Украины

Карин обещал Костельнику, Мельнику и Лубу, что обращение к правительству не опубликуют без их ведома.

Полковник Сергей Карин оказался прав относительно профессора Луба. Написав письмо с отказом от участия в инициативной группе, тот сбежал к себе в Станислав. Луб писал Костельнику, что не может быть представителем целой епархии, так как является просто монахом, а не священником. Подписывать декларацию не желает, так как за это его убьют. Костельник отправил ему вдогонку резкое письмо с упреками и обвинениями в беспринципности, трусости и дезертирстве.

Карин предупредил Костельника, что готовится выехать в Киев для доклада правительству о деятельности инициативной группы и просил представить все необходимые документы. Костельник клялся, что за ним остановки не будет. Вопрос в том, что до сих пор нет представителя от Станиславской епархии, так как профессор Луб сбежал…

После ухода Костельника Карин принял Сергея Семеновича Хруцкого, которого прочили на роль секретаря инициативной группы. Он уже успел побывать за решеткой.

«Хруцкий, — написал в справке полковник Карин, — маленький, щупленький человечек, неопрятно одетый, исхудавший видимо в тюрьме, и еще не оправившийся, — начал с того, что очень польщен моим вниманием к его особе и спросил, чем может быть полезен. Хруцкий заметил, что он был арестован по доносу одной женщины-провокатора, которая в настоящее время сама арестована».

— А вообще говоря, когда меня спрашивают: за что я был арестован и как освобожден, — Сергей Хруцкий оказался словоохотливым, — я отвечаю, что освобожден был за то же, за что меня арестовали. Поляки на меня были злы за то, что в свое время в сейме я активно выступал против политики, направленной на уничтожение православной церкви в Польше. А сейчас я могу пригодиться для борьбы с католицизмом и униатами. Я приму самое активное участие в деле воссоединения греко-католической церкви с православной. Я — человек религиозный, и это моя давнишняя мечта.

Карин поинтересовался его мнением о прибывшем во Львов православном епископе Макарии.

— Вам, очевидно, известно, что к епископам в западноукраинских областях относятся иначе, чем в Восточной Украине и России, — осторожно подбирая слова, объяснил Хруцкий. — Здесь к епископам относились почти подобострастно. Исходя из этого, я советовал бы не держать епископа в черном теле. Он одет непрезентабельно для Западной Украины. Живет в квартире настоятеля, это несолидно. И не имеет кафедрального собора.

«Хруцкий — очень толковый человек, — доложил начальству Карин, — несомненно, может принести большую пользу. Однако необходимо поставить его в соответствующие условия, так как, имея большую семью, Хруцкий материально плохо обеспечен».

26 мая Костельник доложил о своих успехах: декларацию исправил, разработку обращения к духовенству заканчивает, книга о Ватикане печатается. От Станиславской епархии прибыл новый представитель — Русин, весьма авторитетный, но очень пожилой человек. К тому же он свалился с гриппом и лежит в постели. В отношении воссоединения настроен положительно. Однако подписывать декларацию не захотел. Боится, что когда декларация появится в прессе, бандеровцы его убьют.

Костельник просил Карина принять Русина и поговорить с ним.

А еще сообщил, что имеет надежду встретиться с представителями Центрального Провода ОУН* дабы объясниться относительно воссоединения греко-католиков с православием. Возможно, это остановит бандеровцев и они не станут на него охотиться…

28 мая нарком Савченко доложил Хрущеву, что Центральная инициативная группа по переводу униатских приходов в православие в городе Львове окончательно оформлена и состоит из трех авторитетных в униатских кругах представителей Львовской, Станиславской и Дрогобычской областей. Руководитель инициативной группы доктор богословия Костельник представил проект декларации на имя Совета Народных Комиссаров УССР.

28 мая Костельник привел в облисполком представителя Станиславской епархии. Дверь кабинета открылась, и в кабинет медленно вошел бледный больной старик со слезящимися глазами, одетый в униатскую сутану. Карин встал из-за стола, подошел к гостям, поздоровался с Костельником и, обращаясь к Русину, тепло пожал ему руку:

— О, какой же вы старенький, больной! Зачем вам было себя беспокоить и ехать во Львов. Неужели церковными делами должны заниматься такие старички, как вы? Где же молодежь, воспитанная вами?

Костельник усадил старика в кресло у письменного стола. Русин облокотился о письменный стол, склонил голову на руку и горько заплакал. Карин предложил ему воды и попытался его успокоить. Спросил, ознакомился ли он с декларацией, написанной Костельником, и согласен ли подписать ее? Русин умоляющим тоном просил не принуждать его к этому, так как он боится, что бандеровцы его убьют.