Степени (СИ)

Вставал – в полном замешательстве. Он знал, что должен сделать так, чтобы у Кейтлин не было поводов бояться, что пистолет не должен быть ни на кого направлен, что деньги могут хоть сгореть, а человек, с такой лёгкостью совершающий такие плохие поступки, должен быть лишен возможности эти самые поступки совершать. Для начала хотя бы откинутый к стене и прижатый к ней за горло невидимой силой.

Он не видел себя со стороны – живого, изумлённого, со стекающей по груди струйкой крови, вытянувшего вперёд руку. Только чувствовал под напряжённо целящимися в предателя пальцами его гуляющий кадык, и такую податливую плоть, и такую хрупкую шею.

Отвлёкшись на «выплёвываемые» прямо через кожу на груди пули, опустив голову, и глядя на маленькие зарастающие отверстия, каждое из которых было смертельно для любого из присутствующих, кроме, как теперь было очевидно, его самого, Питер пропустил момент, когда его ошарашенность и желание защитить, наполняясь непримиримостью к тому, кто посмел сделать подобное, разбухли до абсолютно бесконтрольного состояния.

Он пришёл в себя только от окрика Кейтлин, когда лицо человека, пришпиленного к стене и не имеющего возможности дышать, уже начало бледнеть.

И только тогда, растерянно моргнув, он ослабил хватку.

* *

Так кто же он?

Теперь Питер не был уверен, что так уж хочет это знать. То, что произошло, испугало его до такой степени, что теперь в каждой пустующей клетке его памяти ему мерещились монстры. Он чуть не убил человека и, скорее всего, сделал бы это, если бы не Кейтлин.

Он едва научился различать, что нормально, а что – нет; чувствовать, что хорошо, а что плохо, но сам же перевернул все свои кое-как нагроможденные представления об этом мире вверх ногами.

Как он мог делать что-то, что сам считал ужасным? Что его вело? Рефлексы? Прошлое, лишённое фактов, но сохранившее навыки?

Возможно ли такое, что в прошлой жизни он был убийцей?

И если это так – то нужна ли ему такая жизнь?

Рикки, ещё не отошедший от стресса и заливающий его доброй порцией виски, благодарный и раздобревший, слегка запинаясь, торжественно принял хмурого Питера в братство и в знак своей абсолютной искренности вручил ему шкатулку.

Не подозревая, что именно сейчас эта шкатулка, на которую Питер ещё несколько часов назад смотрел с таким желанием, была самой пугающей для того вещью.

Кейтлин не верила в его ужасное прошлое и верила в его добрую душу. Она не считала, что он должен бояться открыть коробку, но, коснувшись его, лежащей на шкатулке, руки, сказала, что если Питеру нравится кто он сейчас, то он может так всё и оставить.

Её рука была тёплой и обнадёживающей, а глаза честными и обещающими.

И, осторожно притянув Кейтлин к себе, Питер поцеловал её.

* *

Однако убежать от прошлого оказалось не так просто.

Вне зависимости от того, насколько сильно Питер стремился стать частью мира Кейтлин, и её брата, и этого городка с его доками, пабами и дождями; как бы ни отворачивался от шкатулки всякий раз, когда на неё падал его взгляд; как бы ни старался не использовать свои способности – прошлое маячило за ним туманной тенью, словно ожидая, когда он снова оступится, потеряет контроль при встрече с очередным «неизвестным» – а таким неизвестным у него сейчас было почти всё – и тело не спросит его позволения, и снова прижмёт кого-нибудь к стенке, перекроет кислород, запустит молнию, или сделает что-то ещё, новое, ещё худшее; и убийца, живущий в нём, перестанет сдерживаться той призрачной добротой души, что видела в нём Кейтлин, прорвёт оборону, разбудит память, и больше его уже ничто и никто не остановит.

Даже Кейтлин.

Иногда ему казалось, что всё это – лишь сон.

Причём сном казался не городок и его обитатели – они были как раз более чем реальны, а он сам – лишённый памяти, умеющий делать какие-то немыслимые вещи, и даже внешне отличающийся от других. Другие жесты, походка, мимика, манера речи. Всё это, в сочетании с тем фактом, что его нашли в контейнере, прибывшим с другого континента, объяснялось очень легко, но и в теорию сна это укладывалось легче некуда.

Кейтлин шутя называла его инопланетянином, а он сам порой с отрешенностью думал, что запросто может однажды взять и, взобравшись на какую-нибудь крышу, или вышку, или скалу, шагнуть в очередной утренний туман и раствориться в нём, не достигнув земли. И дрогнут стрелки на мировом хронометре, и все забудут о безымянном парне, словно его никогда и не было. Кейтлин проснётся, нахмурится, попытавшись удержать ускользающий сон, но упустит его, и отправится в паб брата. Увидит там шкатулку, удивится её содержимому – если оно вообще там есть – и, выбросив его, оставит себе коробку под всякие безделушки.

Или выбросит и её. И больше никогда не будет никого уговаривать – с флиртующей улыбкой и потаённым страхом – подсмотреть подсказки о самом себе. Не будет с кокетливым сожалением и скрытым облегчением встречать отказ и позволять утаскивать себя в укромный угол и целоваться там за закрытой дверью.