Степени (СИ)

С какой стати? Он не обязан был таскать на руках под облаками только брата. Небеса не принадлежали только им двоим, и на его месте Питер поступил бы точно так же, спасая девушку.

Это даже не должно было стать напоминанием.

Но Нейтан ничего не мог поделать, испытывая и чувство дежавю, и собственное предательство, и не переставая думать о Питере в то время как Трейси постепенно приходила в себя. Они не были слишком раздражающими, эти мысли, так, болтались где-то в глубине и не столько отвлекали Нейтана от реальности, сколько создавали двойной эффект восприятия. Как будто часть его сидела на краю дивана, покручивая в руках стакан с алкоголем, призванным успокоить и расслабить всех присутствующих, а другая часть наблюдала за всем со стороны.

Со стороны всё было красиво, даже волшебно, романтично и абсолютно недвусмысленно.

Трейси не сводила с него зачарованных глаз – это Нейтан прекрасно умел читать. Ему полагалось отвечать тем же: всё в ней отвечало его вкусам, она принадлежала к тому типу, что всегда вызывал у него определённую слабость. И у него несколько месяцев никого не было. Не то чтобы он слишком страдал по этому поводу. Не до того было. А сейчас обстоятельства, закрученные широкой спиралью, как-то и лихо, и закономерно подвели его к этому узкому месту, требующему весьма однозначного продолжения.

Он не ощущал любовного томления, но и не был против.

Это ведь должно было ему помочь?

Избавить от проклятых мыслей, выбить из предательского тела дурь и блажь, вызванных долгой болезнью, несмирением со смертью брата – и его возвращением, и грёбаным «романом» с его кофтой!

Это ведь даже не будет обманом, ему ведь действительно нравится Трейси.

Меньше всего ему хотелось бы использовать её в своих целях. И ведь даже не объяснишь, в каких. Ей столько за сегодня досталось, что, казалось, даже непонимаемая ею ложь сможет её добить.

Но он ведь не лгал.

Ей – точно не лгал.

Он позволил ей самой определить планы на сегодняшнюю ночь, но после сразу же перехватил инициативу, беря на себя ведущую роль.

Поймав её первое прикосновение, повёл слегка головой из стороны в сторону, как будто ненароком углубляя слияние их губ, мягко, но безвозвратно заманивая в головокружительный поцелуй. Откровенно, без единого следа той неловкости, которая, казалось, одолевала его ещё несколько минут назад, притянул к себе за талию, заставляя выгнуться, откинуться назад, призывно подставляясь под его ласки. Решительно, но так деликатно, словно она была самым хрупким и ценным, что было в этом мире, а вовсе не убийцей и самоубийцей в одном флаконе, умеющей лишать жизни одним касанием.

Идеально.

Продолжая развеивать устоявшиеся мифы мисс Штраус о мужчинах.

Конкретно сейчас – о том, что красивые – слишком эгоистичны для того, чтобы быть хорошими любовниками, обладающие властью – слишком сосредоточены на физиологии, а молодые – слишком торопливы.

Она считала себя сведущей в любовных утехах, но в этих руках, ласкающих её просто, но щедро, предугадывающих её желания ещё до того, как сама осознавала их, она не успевала ни подумать о своих обольщающих приёмах, ни, тем более, применить их.

И, боже, как ей это было сейчас нужно…

Забыться, раствориться в чём-то именно таком, всепоглощающем, сметающем все мысли, оставляя голову пустой, а тело – парящим, почувствовать себя живой, нормальной, умеющей не только замораживать, но и разжигать.

Нейтан любовался наслаждением, охватившем Трейси; наслаждением, в котором был «повинен» он, но сам… сам всё больше чувствовал себя наблюдателем со стороны, чем действующим лицом. Уводя её с головой в мир экстаза, сам он сохранял свой разум ясным настолько, насколько это ему позволяло физическое удовлетворение, испытываемое его телом. По-прежнему отзывчивый к нежности маленьких женских рук, мягкости податливого тела, изгибам бёдер, плавности движений, сладковатому запаху кожи, он оставался до неприличия «трезвым». Возможно, это даже помогало ему лучше чувствовать желания тающей, его стараниями, девушки, не слишком отвлекаясь на собственные, но он испытывал от этого нечто, похожее на вину, как будто наоборот, лишал Трейси чего-то.

И он прислушивался к ней ещё чутче, не жалея ни ласки, ни нежности, но удерживаясь при этом от слащавости.

Вёл уверенно и смело, не экономя силы, но ни разу не проявив грубость или нетерпение.

Он не стеснялся ни одного движения, позы, стона, слова; то ускоряя темп, то останавливаясь, удерживал её в паре шагов от пика, балансируя, доводя до умопомрачения, срывая с губ горячие мольбы; благодарный своему телу, легко подстраивающемуся под все изменения, также зависшему на грани разрядки, но позволяющему разуму контролировать себя.

Он обнял её покрепче, прежде чем столкнуть в пропасть блаженства, и только когда её тело дёрнулось под ним, снова и снова выгибаясь дугой, последовал за ней, шумно выдыхая и изливаясь, долго и обильно.

Утопая, после долгого воздержания, в физической сладости.

Но не чувствуя полноценного утоления.