Степени (СИ)

Ни о каком покое не могло быть и речи, это был просто откат, несущий с собой апатию и благостное ослабление; окутывающий перенапряжённое тело вялостью, а разум – пустотой, оберегающей от мыслей о брате; разменивающий сдетонировавшие эмоции на бесчувственность. Этот откат принудительно подсекал под колени, заставляя взять хотя бы короткую передышку, и этим словно подчёркивал то, что кое-кто ещё не имеет права мечтать о небытие, что впереди ещё слишком много незаконченных дел.

Выбравшись из душа и расплывающимся взглядом окинув свою переворошенную нору, словно всерьёз раздумывая, стоит ли сейчас попробовать навести порядок или оставить это занятие на потом, он кое-как доплёлся до кровати и, закутавшись в одеяло практически с головой, провалился в сон.

В нормальный сон, не лекарственный дурман, не видения и не беспамятство после травмы. Особенно нынче милосердный, захвативший его в свои объятия сразу же, едва он коснулся подушки, не давая заново разгуляться ни мыслям, ни эмоциям.

Оставляя все подвиги – будь то уборка, отношения с братом, или спасение мира – на потом. Всё равно сейчас для него это было одинаково невыполнимо, насколько бы особенным он ни был.

* *

Встав на ноги – спасибо дорогому Адаму – Мистер Петрелли, как это ни странно, по новому оценил и полюбил время сна. Раньше он считал его скорее необходимым злом, расточительной тратой времени. После инфаркта, проведя год в постельном режиме, он почти утратил ощущение границ между просто отдыхом и сном. Сейчас же он купался в этом контрасте, по-прежнему сводя к минимуму время на ночной отдых, но зато по максимуму испытывая наслаждение от этого, так не похожего на вечнолежачую полудрёму, полноценного забытья.

Маленькие радости долгой жизни.

Теперь ему ни к чему было считать убегающие часы, дни или даже годы. Теперь его жизнь окончательно перешла на режим подсчёта лишь достигнутых целей, вне зависимости от затраченных на них каких бы то ни было ресурсов.

Целей – и способностей.

Мистер Петрелли был одним из тех, кто выделялся даже на фоне людей, обладающих дарами.

Насколько он знал, их было трое таких, умеющих брать новые способности: он, Питер и Сайлар.

Питер получал их, копируя, не лишая носителей ничего.

Он сам – забирал, лишая доноров дара.

Сайлар – лишая жизни.

Ни один из этих способов не коробил мистера Петрелли, у каждого он видел свои плюсы и минусы. Но всё же сам факт существования в этом мире ещё двоих реципиентов беспокоил его в очень большой степени. У каждого из них скопился уже приличный багаж. Два потенциально таких же сильных, как он, соперника, могли стать немалой проблемой на его пути. Поэтому у него не было никаких сомнений в том, что с этим обязательно нужно было что-то сделать.

Простое устранение было одновременно и чрезмерным, и недостаточным. Он желал выжать максимум пользы для себя. Всегда и из всего.

И, разумеется, из всех.

Сайлар его интриговал.

Он пропустил время явления миру этого парня, но наслышаться об «убийце и маньяке» успел вдоволь. И, насколько он мог теперь судить, тот был, как вызревшее яблоко, готовое к срыванию и вербовке. Даже с учётом весьма остроумного хода дорогой жены с называнием Сайлара сыном. Особенно с учётом этого. Она сама дала карты ему в руки, да ещё с таким раскладом, что уже не нужно было ничего придумывать. Ему оставалось лишь встретиться с Сайларом и поговорить.

Питер – раздражал.

Всегда. С самого своего рождения. Это было весьма оригинальной и неприятной насмешкой судьбы, на все свои огромные усилия по заполучению по-настоящему способного наследника получить вот это. Как будто ему было мало Нейтана. Увы, младший оказался ещё бесперспективнее, несмотря на отличный генетический код. И, как будто уже случившегося было мало, судьба выкинула ещё один издевательский финт, наградив Питера даром, которого тот совершенно не заслуживал и, что мистера Петрелли огорчало более всего, использовал для всяких глупостей, и больше во вред, чем на пользу.

Чего стоило одно только предотвращение взрыва Нью-Йорка.

А они ведь так долго к этому шли.

Дар Питера превратил его из бесполезного в опасного и, к сожалению, если мистер Петрелли и был в чём-то уверен относительно своего младшего сына, так это в том, что переделать того не получится. Он искренне пытался, пока тот был юн. Но старший сын научил его не растягивать бесполезные усилия на долгие годы, и Питер был оставлен в покое гораздо раньше Нейтана.

Не стоило пытаться и сейчас. Не тогда, когда Питер был так силён.

Мистер Петрелли и не собирался.

Он видел только два способа устранения своего сына, неутомимо спасающего всех, от самой ничтожной души до целой планеты.

И, чувствуя себя при этом очень щедрым человеком, попробовать решил с наиболее гуманного.

* *

Завербованные стояли как по линеечке. Здесь были не все, но те, что готовились для передовой. Четверо сильнейших, среди которых не хватало только Сайлара, имеющих за плечами долгий след преступлений и малый груз привязанностей, готовых практически ко всему.