Степени (СИ)

В тот миг, когда он, освобождённый от невидимых пут, упал на пол, он не помнил себя от потрясения, от нового предательства, которое, несмотря на заботливо предоставленную персону матери, было гораздо шире коварства лишь одного человека. Которое было обезличенным и глобальным, которое было вокруг уже не тропы, а пятачка, на котором Сайлар едва умещался и, слушая дальнейшие разглагольствования возвышающегося над ним человека, старался не думать о его младшем сыне, своём брате, наличие которого в этом мире конкретно сейчас всё только портило, не давая ни поверить до конца в то, что он всё-таки в этом хаосе не один, ни послать к дьяволу весь этот вертеп вероломства.

Лишившись одной точки опоры, Сайлар не собирался тут же вставать на другую.

Приняв руку помощи и поднявшись с пола, он позволил мистеру Петрелли вести и дальше.

Сел в кресло, на которое ему было милостиво указано, проглотил остатки царственной речи.

Ему было не очень это интересно, хотя то, о чём вещал мистер Петрелли, наверняка зажгло бы прежнего Сайлара некоторое время тому назад. Времён Кирби-Плаза, или обретения регенерации. Но не сейчас, и он, застыв, даже не старался делать заинтересованный вид – испытанное потрясение было прекрасным прикрытием для любых иных эмоций. По крайней мере, мистера Петрелли вполне всё устраивало, и он прохаживался туда-сюда мимо своего, уставившегося в одну несуществующую точку, сына, и щедро делился своими планами, уверенный, что это откладывается в поникшей голове Сайлара так, как надо. Как надо ему, главе Пайнхёрст и великому благодетелю. Не замечая, что захваченный трофей в своём коленопреклонении не присягает на верность новому сюзерену, а просто берёт паузу, переводя дыхание после последней схватки, ещё не зная, куда пойдёт дальше, что будет делать, кому присягать и с кем сражаться.

Мистер Петрелли уже давно ушёл, с доброй улыбкой похлопав его напоследок по плечу, сочтя молчаливость Сайлара необходимостью всё осмыслить и переварить, а тот всё сидел и сверлил всё ту же точку на ковре, на том месте, куда он упал, и даже не пытался ни на чём сосредоточиться.

Всё было как-то пусто и бессмысленно.

И даже жажда молчала.

* *

В груди свербело. Питер прятался на лестничном пролёте между этажами здания Пайнхёрст и мучился стыдом и злостью на себя за то, что бросил Сайлара одного. Там. С теряющим разум доктором, и отцом, готовым разменять на свои цели всё, что угодно. Мучился вопреки здравому смыслу, твердящему, что ничего бы он там не смог сделать. Что без своих способностей, среди трёх сверхлюдей он был никчёмной букашкой.

Конечно, он не собирался оставлять Сайлара им на съедение, но выждать нужный момент для того, чтобы пробраться к нему и вытащить отсюда, оказалось очень сложно. Не из-за многочисленных физических преград. А из-за нетерпения, подстёгиваемого прочими эмоциями.

Он проводил взглядом отправившихся на его поиски громил, чуть не попался на глаза бежавшему по каким-то своим делам доктору, пару раз выходил в пустой коридор, пережидая, пока на лестнице не стихнут чьи-то голоса. И, когда он уже почти отчаялся дождаться подходящей ситуации, из кабинета вышел довольный отец и, на ходу набирая чей-то номер, направился прочь по коридору.

Вот оно.

Боясь упустить эту возможность, Питер, даже не дожидаясь, пока отец скроется из виду, бесшумно выскользнул в коридор и, не отрывая взгляда от широкой удаляющейся спины, нырнул в кабинет.

* *

И всё-таки он его не оставил.

Вопреки назревавшему внутри него решению отречься от всех и навсегда, приняв груз одиночества навеки, Сайлар был рад видеть Питера.

Сбросить то, что стояло на самом краю, было не сложно.

Но на то, чтобы избавиться от того, что успело прорасти, требовалось гораздо больше сил и манипуляций.

И некоторой доли боли – тоже.

Немалой доли. Непременно. Плюс ко всему с непредсказуемым результатом. Потому что Сайлар не готов был спрогнозировать, сумеет ли избавиться от того, что успел прочувствовать, сможет ли выкорчевать из себя ощущение причастности, подаренное ему этим взволнованным – из-за него! – придурком, вернувшимся в логово всемогущего противника ради того, от чьей руки он дважды лишался жизни! Молодым и наивным, вряд ли заинтересовавшим бы его раньше без своих способностей, но неподобающе важным для него сейчас с любой степенью силы в багаже.

Впрочем, не был ли придурком он сам, пробираясь недавно к ненавидящему его и подчинённому жажде человеку с намерением освободить его?

- Я не собирался тебя бросать! Почему ты тут сидишь? Он забрал у тебя способности?

Он не оставил его. Встревоженный и нервный, забрасывающий его вопросами, то и дело оглядывающийся на дверь, Питер вернулся за ним, чтобы спасти. Не потому, что имел на это хорошие шансы, а потому что не мог иначе. И, что самое тяжелое, Сайлар прекрасно этот последний довод понимал.

И, кажется, сам бы поступил также, но, в свете последних обстоятельств и решения обрубить все свои зависимости, ему бы следовало – вот прямо сейчас – начать заново обрастать цинизмом и свободой равнодушия.