Степени (СИ)

По крайней мере, Питер гордился. А Нейтан… когда-то давно, ещё до того, как перебрался из формы ВВС в адвокатский костюм, тоже. Да и потом – он никогда не упускал возможности поддеть брата за его наушники, толстовки и капюшоны, а также за выбор профессии и упрямство в обретении и сохранении личного суверенитета, но никогда не избегал его ни по одной из этих причин и, кажется, втайне одобрял все его протесты против родительского режима, хотя сам всегда придерживался «генеральной» семейной линии.

В памяти промелькнул целый ряд доказательств: объятья, прикосновения и разговоры, обязательные и дежурные. Они могли спорить до криков и тыканьем пальцем в грудь, но Нейтан никогда не увеличивал при людях объединяющее его с Питером пространство; он всегда выглядел настолько близким, насколько таковым и был. И это само по себе не могло не обращать на себя внимание.

Как же, посмотрите – будущий конгрессмен треплет по макушке своего непутёвого младшего брата. Как удивительно и трогательно! Как мило и необычно! Белая жёсткая ткань рубашки – на мягком, непонятного цвета, флисе. Свисающий с отворота куртки шнурок рядом с перстнем на обосновавшейся на плече руке. У одного – уложенные не без помощи геля короткие, лишь с намёком на волнистость, волосы. У другого – чёлка почти до подбородка, вполне себе расчёсанная с утра, но за полдня доведённая неугомонной рукой до совершенно нереспектабельного состояния.

Куча различий. Ни капли сомнений в особо тёплых отношениях.

Пересуды и смешки были всегда.

Но никогда – вне пределов морали и законодательства.

Так почему у Сайлара должны были возникнуть иные мысли?

Это паранойя. Это совершенно точно навязчивое состояние, он слишком много об этом думает, да он, чёрт возьми, не может об этом не думать! но Сайлар – нет… его волнует другое. У него своих проблем хватает. Ему нужно поговорить. Он застолбил за Питером место в своей жизни, застолбил давно, ещё тогда, когда они были настоящими врагами, и теперь – после их взаимных убийств, после жажды и блинчиков, вышвыривания из окна и последующего спасения – пришёл поговорить.

О себе.

Конечно же, о себе.

- К чему этот разговор? Ты ждёшь, что я тебе скажу, что всё равно готов общаться с тобой дальше? Да, мне плевать, что в историях болезней и правонарушений у твоих родителей! Только ты и только я будем решать, убивать нам друг друга или спасать! Или тебе надо, чтобы я одобрил твоё желание продолжать поиски отца? Очень сомневаюсь, что без этого ты прервёшь их!

Что, наконец-то проснулся, герой?

Это хорошо. Не будет такого гадкого ощущения надругательства над слабым.

- И всё-таки, если бы оказалось, что ты не родной, это хоть что-нибудь изменило?

Да о чём он?!

Дрянной кофе и дрянные вопросы «будили» как-то совсем уж горько и тошнотворно.

В ушах стучало, виски раскалывались, и Питер сам боялся думать о чём либо, и сам знал, что да, изменило бы, но в какую сторону – абсолютно не был уверен, это вызывало в нём страх и жар, и больше всего ему трусливо хотелось закрыть уши и передавить сердце. Он был чужим самому себе. Ещё более чужим, чем тогда, когда он терял память. Тогда его душа блудила среди лабиринтов пустых полок. Теперь между переполненных полок зияла пустота. Он был везде и нигде. Посреди не самых высоких волн – барахтался, всё чаще уходя под воду, хотя совсем недавно и девятибальные шторма переживал даже без одышки и без капли соли в горле.

Да, это изменило бы. Но совсем не то, что имел в виду Сайлар. Определённо не это.

- Вряд ли, – сказал он вслух.

- Что ж, тогда тебе должно быть легче, чем мне, – Сайлар даже не скрывал издёвки.

Конечно, было глупо предполагать, что тот не заметит волнения и заминок Питера перед ответами.

Невыспавшийся вид оказался не слишком надёжным прикрытием для бури, вызванной мимолётным предположением, что он и Нейтан могут оказаться не братьями.

И как же хорошо, что на поверхности находилось весьма разумное и очень сильное само по себе объяснение.

Ведь это логично – подумать, что переживания Питера вызваны угрозой самой основе их отношений, генетическому коду.

Нелогичным – было бы ни с того ни с сего прочесть за дрогнувшими руками – страх, что без кровной связи Нейтан сочтёт более лёгким вариантом вовсе прекратить любое их общение, а за учащённым пульсом – преступные чаянья, что за произошедшее на крыше их не отправят в ад, а позволят… нет, Питер не разбирал на детали того, на что он желал бы получить дозволение небес, но избитый глагол «любить» в наиболее полной и дозволительной сейчас мере описывал то, чего бы он желал.

Позволят любить друг друга.

«Любить» – звучало не страшно.

Это слово было произнесено между ними множество раз, это только последние месяцы внесли коррективы по его произношению. А в деталях они бы разобрались по ходу.

Новая грань безумия.

Как будто, будь слова Сайлара правдой, это разом перечеркнуло бы всю их историю братства. Как будто одна маленькая ДНК значила больше, чем вся их многолетняя жизнь.