Степени (СИ)

Его рубашка была расстёгнута и выпростана из брюк, а к оголившейся груди прижимался сидящий на столе парень, столь же напряженный, но куда менее сдержанный. Темноволосый, коротко стриженый, незнакомый, он вёл себя так, словно имел на всё это право – на Нейтана и на то, чтобы, припадая к нему, слушать его сердце и собирать ладонями невидимую для глаз дрожь от его ударов. Его плечи, рельефность которых отчётливо проступала под чёрной обтягивающей футболкой, вздымались в учащённом тяжёлом дыхании, и Нейтан не только не отталкивал его, но прижимал к себе, за плечи и голову, хотя и казалось, что он не столько провоцирует того на дальнейшие действия, сколько хочет остановить.

Это длилось, наверное, всего несколько секунд, хотя ощущение времени было абсолютно утрачено обоими зрителями сего действа. Неизвестно, сколько бы они ещё так стояли, замершей скульптурой, но в какой-то момент Нейтан из будущего открыл глаза, и взгляд его, несущий в себе все адовы муки, вспорол и эту затянувшуюся паузу, и этот солнечный день.

* *

Очнувшись, братья отпрянули от двери.

Питер перепугано посмотрел на Нейтана, и в тот же миг они оказались в самом кабинете. В своей реальности и в тех же самых объятиях, которые предваряли их маленькое путешествие во времени, и которые казались до этого такими нормальными и естественными.

Но после только что увиденного очутиться в полностью отзеркаленной мизансцене – на том же самом столе, но с другой стороны, и почти в той же самой позе, но с сидящим на столе Нейтаном и возвышающимся над ним Питером – было шокирующим.

Им обоим хватило духу не отскочить тут же друг от друга, как от прокажённых, но оба не смогли удержать скованность, и, поскольку физическая близость после этого утратила весь свой смысл, они всё же осторожно отстранились. Им хватило, однако, этого короткого, отведённого на здравомыслие, времени, для того, чтобы понять, что лучшим выходом прямо сейчас будет не придавать увиденному слишком большого значения, а в идеале – перевести всё в шутку.

Но если Питер горел желанием эту «шутку» немедленно прояснить, то Нейтан мечтал о способности, позволяющей стирать память в любом объёме и любым людям, и может быть даже самому себе.

Предупредительно склонив голову на излишне заинтересованный взгляд брата, он буркнул:

- Только попробуй. Ни слова.

Споткнувшись на невысказанном вопросе, Питер покраснел – и от смущения, и от какой-то излишней взбудораженности, которую пытался скрыть – и, всё-таки не выдержав, брякнул:

- А кто это был? Я не…

- Не знаю, – снова прервал его Нейтан, вставая со стола, и огибая брата. Бросив в его сторону формальную улыбку, он отошел в сторону, – и не желаю знать! В любом случае, это… – чувствуя, как сдавило чем-то изнутри горло, он потянулся к верхним пуговицам, намереваясь их расстегнуть, но, осознав на полпути к ним своё намерение и то, как оно будет выглядеть, отдёрнул руку назад, – …это невозможно.

- Но почему? Ведь это было правильное будущее! – страстно возразил Питер, с ощущением обделённости глядя на его прямую, вычерченную как по линейке, спину, – там не было взрыва!

Обернувшись, Нейтан бросил нечитаемый взгляд на своего неуёмного и, похоже, не осознающего главного, что они там увидели, а точнее не увидели, брата.

- Там не было и тебя.

Растерянный мгновенным переходом настроения Нейтана от угрюмого смущения к такой знакомой и такой угнетающей, «старой доброй» серьёзности, Питер снова, хотя уже и не так пылко, попытался возразить.

- Но это ничего не значит.

- Это значит, что мы по-прежнему не знаем, что делать, и сможем ли предотвратить… – не договорив, Нейтан сглотнул и снова отвернулся, – и знаешь, я не всё и не всех готов принести в жертву.

====== 39 ======

Если бы он мог – Нейтан предпочёл бы забыть обо всём, что увидел в будущем. Он и без этого чувствовал себя изрядно запутавшимся, а эти новые знания не только не помогли разобраться в настоящем, но подкинули ещё больше новых вопросов.

Прямо сейчас, в этом, реальном, мире без каких-либо вариаций, происходило нечто, что он едва ли понимал.

Когда-то он пошёл в политику потому, что именно там увидел самые большие возможности для того, к чему всегда стремился – делать мир лучше. Но этот самый мир не был устроен настолько просто, чтобы любой желающий делать что-то хорошее, мог с лёгкостью эти желания воплотить.

Мир требовал платы.

И насколько мог судить Нейтан – всегда.

Можно было бы считать этот обязательный оброк доказательством, испытанием, отсеивающим слабых и неискренних, но цена порой была так высока и настолько противоречила исходным намерениям, что это не могло не вызывать сомнений в правильности пути.

Искушения? Проверка на прочность? Но почему тогда именно искусившиеся и поддавшиеся шли вперёд, а оставшиеся верные своим принципам, как правило, топтались на месте или вообще скатывались назад?