Степени (СИ)

Словно, после полного восстановления после взрыва, в его сердце осталась груда пепла и несколько угольков, перекатывающихся и обжигающих его горючим чувством вины и безысходности.

Он успел.

По крайней мере, он надеялся на это. Заметил его ещё издали, перехватил уже совсем близко от земли, прижал, бесчувственного, к себе. Сжимая губы и сдерживая слёзы – старая привычка не плакать при брате – старался не смотреть на выгоревший в клочья костюм и проступающее под ним кровавое месиво, на левую, изуродованную сторону лица Нейтана, ту, которой тот был к нему повёрнут, когда, не отпуская, прижимал к себе.

Руки дрожали под тяжестью безвольного тела, но невозможно было представить, что бы могло заставить их сейчас разжаться. Скорее Питер бы разбился вместе со своей драгоценной ношей, но не упустил её.

Нейтан тащил его вверх.

Он несёт его вниз.

Наглядная картинка их взаимоотношений. Вечная помеха, груз на шее идеального брата, сумасшедший фантазёр, однажды возжелавший уметь летать – сейчас Питер ненавидел себя.

Земля была всё ближе.

Проклятое медицинское образование переполняло разум неутешительными выводами, но врождённый иррациональный инстинкт приказывал тащить это, мало похожее на живое, тело в госпиталь. Срочно. Выгрызая у судьбы максимальное количество дополнительного времени.

Он должен выжить.

Это же Нейтан! Сильный, упрямый и не отступающий ни перед чем!

Он не может просто взять и умереть. Только не он…

* *

Чуть не покатившись кубарем у дверей приёмного покоя госпиталя, удержавшись только из-за невозможности уронить брата, Питер вбежал в светлый коридор, от самого входа призывая о помощи, и, сгрузив Нейтана на каталку, передал его в руки подбежавших к ним врачей.

Его самого там никто не запомнил.

Один полицейский вроде бы видел парня, в такой же опалённой одежде, как у доставленного сюда мистера Петрелли, но поскольку тот парень исчез из поля зрения, стоило только моргнуть, то он решил, что ему это просто показалось. Слишком нервный был вечер. Несколько пулевых ранений, странный труп какого-то мафиози, и в довершение – обгоревший конгрессмен, часто ли такое бывает?

Мистера Петрелли опознали практически сразу же.

Его ещё только ввозили в операционную, а его мать уже обо всём знала.

На вопросы о младшем сыне ей ответить не смог никто.

Пока лучшие врачи оперировали Нейтана, пока он переживал клиническую смерть, пока его вводили в искусственную кому в ожидании, что жизненные показатели хоть немного выровняются – она поставила на ноги всю береговую охрану, заставляя их прочесывать сотни квадратных километров в поисках Питера.

День, второй, и ещё… Всё было тщетно.

Обезображенный старший сын постепенно выкарабкивался из лап смерти, а надежды найти младшего уже практически не было.

Она видела это в своих снах, но, как ни старалась, не смогла предотвратить, а что должно было произойти дальше, всё ещё было скрыто от неё. Сны всегда приходили, когда им вздумается и никогда – когда это было нужно ей самой. Она заплатила бы большую цену за то, чтобы узнать, что будет с её детьми и жив ли Питер, но всё, что ждало её сейчас – это подступающее осознание гибели младшего, невозможности его похоронить, и полностью разрушенная жизнь старшего, до конца своих дней прикованного к постели.

И перехватывающая горло необходимость объяснять Нейтану, где его брат.

* *

Цель была достигнута.

Мир был спасён.

Желание жить отсутствовало напрочь.

Если бы это не дало ему шанс хоть как-то помочь Нейтану, хоть как-то попытаться исправить то, что он сотворил с ним, Питер предпочёл бы сгореть в том небе навсегда.

Но он воскрес, как чёртов феникс, получив очередное доказательство своего бессмертия. Которое он, не задумываясь, отдал бы за то, чтобы поменяться сейчас местами со своим братом.

Но, как бы разнообразны ни были его способности, именно это – было не в его силах.

Поэтому, проследив тяжёлым тягучим взглядом удаляющуюся каталку с Нейтаном, чётко и с какой-то пустотой внутри понимая, что его помощь ему заканчивается здесь, в этом заполненном деловито расхаживающими людьми больничном коридоре, Питер съёжился от случайно брошенного на него взгляда какого-то копа, и, почти автоматически став невидимым, вышел на улицу.

Охваченный внезапным ознобом – то ли от перенапряжения, то ли от прохлады ночного воздуха – он решительно зашагал прочь, как можно быстрее и как можно дальше. Он не мог сейчас думать на много ходов вперёд, не знал, что будет делать завтра, он даже не знал, куда именно сейчас направляется: домой, или просто вперёд, на расстояние, безопасное для брата.

Он просто хотел исчезнуть.

И, ухватив эту мысль, он очень быстро развил её от абстрактного эмоционального «раствориться в воздухе» до глобального и целенаправленного – исчезнуть вообще, навсегда, чтобы больше не иметь возможности причинить вред никому из тех, кто ему близок.

Боясь закрыть глаза, потому что перед ними сразу же вставало обгоревшее лицо брата, Питер, всё больше ускоряя шаг, решил, что будет лучше, если его сочтут погибшим.

Один раз Нейтан уже пережил его смерть.

Переживёт и второй.