Степени (СИ)

Еле сдерживая раздирающий грудь звериный рёв, он с силой дёрнул с металлического постамента какую-то ёмкость, не ожидая, что из неё водопадом хлынет жидкость. Густая и совсем не безобидная на вид.

Он едва успел отскочить от неё, уворачиваясь от опасных брызг и немедленно поползших в его сторону потёков на полу, но, только-только уверившись, что ему больше ничего не угрожает, почувствовал, как вокруг грудной клетки, пригвождая к ней его руки, сжимается чья-то стальная хватка. Не давая толком ни вдохнуть, ни дёрнуться.

- Лучше не шевелись, – раздался над ухом шёпот Нейтана, а над плечом, позволяя уловить происходящее боковым зрением, промелькнула рука с инъектором.

* *

Весь запал Питера, вся жажда разрушения словно испарились.

Его будто парализовало.

Однажды, уже после контракта с ВВС, спустя несколько лет после возвращения, Нейтан показал ему несколько оборонительных и боевых приёмов из тех, что были не слишком известны среди гражданских шалопаев, но зато очень эффективны. Питер тогда учился в предпоследнем классе колледжа, и ему, как обычно, не хватало присутствия в своей жизни Нейтана, в тот момент уже полностью погружённого в строительство своей карьеры.

Они тогда в шутку подрались, и он, задыхаясь от хохота и от придавивших его подушек, бессовестно приобщённых к бою, поведал победоносно восседающему над ним старшему брату о довольно забавном, с его точки зрения, эпизоде, случившемся недавно в колледже вследствие недоразумения, возникшего у него с несколькими старшеклассниками. Всё тогда закончилось довольно благополучно, но Нейтану рассказ показался абсолютно не забавным, и последующие несколько дней он заставлял своего неконфликтного миролюбивого брата защищаться и причинять гарантированный ущерб любому на него покусившемуся. Питер ныл, но подчинялся, потому что это тоже было его время с Нейтаном, к тому же тот был тогда так эмоционален и заботлив, а в те годы это было особенной редкостью. Так что на самом деле Питер был даже рад этому новому заделью.

Он ни разу не применил потом на практике ничего из этих занятий, но хватку, в которой сейчас оказался, вспомнил сразу же.

Сенатор не торопился.

Возможно, подыскивал удобное для укола место, а может, просто боялся лишним неосторожным движением дать Питеру возможность вырваться. Хотя в последнее тот не верил, слишком хорошо он помнил этот конкретный приём.

Освободиться из него с помощью физической силы не было ни единого шанса, но поднявшаяся после первого парализующего момента волна протеста придала сил сопротивлению и, подчиняясь неожиданному решению, Питер повернул голову в ту сторону, с которой только что доносился шёпот и, обдав дыханием оказавшуюся очень близко вязь шрамов на подбородке Нейтана, выдохнул:

- А то что? – и, воспользовавшись замешательством, вынудившим того немного отшатнуться вбок, что было сил дёрнулся в том же направлении, сбивая с ног и с толку, заваливаясь со всего размаху вниз, на пол, усыпанный бумагами и стеклом.

И, пока Нейтан, оказавшийся снизу и принявший на себя при падении основной удар, не пришёл в себя – выскользнул из его ослабившейся хватки, и отскочил в сторону.

Он не уходил, и не хотел/не мог причинять боль не готовому пока сопротивляться брату, и стоял в оборонительной позе, в паре метров от него.

Тот молчал и пытался встать.

Первый шок от того, что тот пытался сделать сначала в кабинете отца, и вот сейчас – уже прошёл, наверное, выплеснутая энергия тоже этому поспособствовала. Рычаг ступора был сорван, ещё не открывая доступ к полному пониманию происходящего, но – неожиданно – очищая путь к запрятанным эмоциям. Не всем, не полным, слишком бурлящим, но очень честным эмоциям. Позволяющим выпутаться из безразличия и с новой, экстремальной силой ринуться навстречу буре, вызванной поступками брата.

Если Питер и ненавидел его когда-нибудь – то именно в этот момент.

Если любил – то никогда так остро, как сейчас.

Если готов был биться за него против него самого же – то только здесь, на этом пике безумия и страстей, среди обломков, огня и мусора. Когда он любил настолько, что мог пойти ради этого на что угодно; и когда злился достаточно для того, чтобы заранее мысленно спланировать удары, дожидаясь, пока Нейтан встанет на ноги, и повернётся к нему лицом.

* *

Пошатываясь, тот сумел подняться, но, вопреки ожиданиям Питера, не спешил на него смотреть.

Опёршись левой рукой на ближайший ещё не перевёрнутый стол, Нейтан несколько секунд стоял неподвижно, выжидая, пока вестибулярный аппарат поспеет за его намерениями. Его мутило, он чувствовал себя изжёванным и помятым, и неловко держал правую кисть – она не производила впечатления сломанной, но тревожила его.

Снова качнувшись и вспомнив о шприце, которого больше в руке не было, он дёрнулся в его поисках, обшаривая взглядом поверхность пола и довольно быстро остановился на знакомых осколках.

Больше у него нет права на ошибку, подумал он и, оторвавшись здоровой рукой от стола, прижал её к груди, напротив внутреннего кармана пиджака, где лежал последний его шанс.