Степени (СИ)

В итоге, было решено, что во главе временно встанет миссис Петрелли – её кандидатура должна была вызвать наименьшее количество вопросов от непосвящённых, и позволяла не торопиться и не мельтешить. Фактически же принимать решения должен был некий условный совет правления, состоящий, помимо директора, из его заместителей.

Всё те же, в основном, лица.

Беннет, Паркман, Суреш, пара человек из бывшего штаба Нейтана. Почти каждый – со своим подразделением. Не так много, но для начала хватало. Лишних людей не должно было быть. Слишком многие жизни от этого зависели.

Питер продолжал отказываться от подобного «креста» наотрез. Но всё также продолжал помогать. Он возвращал тех, кто когда-то спасал этот мир, но разочаровался в нём.

Ной продолжал искать тех, кто был опасен.

А потом они начали искать новых людей со способностями.

Беннет – методично, с лихвой применяя накопленный в Прайматек опыт, за исключением того, что на этот раз не было никаких экспериментов и вербовок, пока – только наблюдение

Питер – сам не заметив как.

Приглядываясь к тем, кто рядом, пролистывая новости, прислушиваясь к разговорам.

На дежурствах, во время вызовов, в госпитале, у Нейтана в сенате.

Что-то вертелось у него в голове. Что-то, подстрекаемое всеми произошедшими событиями, всеми судьбами, нелепыми случайностями, часть из которых едва не стала фатальными. Что-то о том, что нужно заранее понять и заранее помочь тем, кому это было нужно. Показать, что есть и другие. Подать руку до того, как обнаруживший в себе способность человек начнёт падать. И задолго-задолго до того, как причинит вред себе или кому-нибудь другому – случайно или нарочно.

Эти мысли были ещё далеки от того, чтобы сформироваться во что-то внятное, но, по крайней мере, это не была вялая пустота, прикормленная фразой «ты не можешь спасти всех». Это были ещё малоосознаваемые, но всё же конкретные действия, диктуемые пока что одной только интуицией. Питер чувствовал в себе зреющее нечто, и радовался уже одному этому факту.

Ещё бы не его продолжающиеся сны – и он был бы, наверное, счастлив, как никогда.

А сны, спустя неделю после подписания указа, участились.

Теперь они приходили почти каждую ночь, и редко когда Питеру удавалось пережить их, не разбудив брата. Тот возмущался, что Пит и в детстве не давал ему спокойно выспаться; приносил попить, переворачивал прохладной стороной одеяло и наотрез отказывался отпускать спать отдельно.

Примерно в это же время на горизонте снова объявился Данко.

Он заявился прямо к Нейтану и неожиданно предложил сотрудничество. На замечание, что директором вообще-то является миссис Петрелли, только скупо усмехнулся и сказал, что его интересует разговор именно с сенатором.

Что бы ни означала эта его новая тактика, Нейтану она понравилась ещё меньше, чем открытое противостояние, но, обсудив это с правлением, он решил, что лучше держать Данко в пределах непосредственной видимости. В агентстве уже состояло несколько «посторонних» сотрудников, вежливо предложенных президентом и тщательно изолированных от львиной доли дел взращиваемой организации. Наличие там ещё одного резидента почти ничего не меняло.

Кабинет Мэтта Паркмана – вот же «совпадение»! – находился по соседству с этой «президентсткой гвардией», и их регулярные встречи были вполне естественны. А то, что при этом кто-то имел возможность читать чьи-то мысли – об этом «гвардии» вовсе необязательно было знать.

Да, это было не совсем тем, о чём мог мечтать Мэтт, да и сам Нейтан, но пока что у них не было выбора.

Пока.

Пока другие люди не были готовы.

Пока от этого зависели их собственные жизни.

* *

Мэтт не успел прочитать ни одной мысли Данко.

Точнее сказать – ему даже не представилось возможности. Тот просто пропал. Не пришёл в агентство, не заявился в сенат.

А отправившийся по его адресу Беннет обнаружил Эмиля рассеянным, недоумённым и весьма избирательно не помнящим ничего, связанного с людьми со способностями. Беннета он не узнавал и вообще был недоволен его визитом.

Осторожно проверив немногочисленных членов его «кружка» ненавистников способностей, Ной обнаружил похожую картину.

Их память была не просто стёрта, она была ещё и изменена, и тот, кто это сделал, был хирургически точен и на удивление кропотлив – они практически не поняли того, что произошло.

Всё бы ничего, но это был не гаитянин.

И не Питер.

А значит, сделать это мог только один человек.

Сайлар.

Значит, он остался. Значит, не уехал.

Его пытались найти – и Беннет, и Питер – но тот явно не желал быть найденным.

Тем непонятнее было его вмешательство.

И Питера оно удивляло тем больше, что только он, мать, да, наверное, проникшийся его снами Нейтан, знали, насколько на самом деле был опасен для них Эмиль Данко.

Но откуда об этом узнал Сайлар?

Ной тщательно проверил все подпаленные «обрубки» памяти Данко (придраться было не к чему), и на всякий случай не стал сразу снимать того с наблюдения.

Как бы там ни было, с того дня Питеру перестал сниться умирающий на лету среди осколков Нейтан.

* *

Этот Данко – он был не самым худшим человеком на земле.