Степени (СИ)

Уж ей ли не знать самой надёжной и страшной тюрьмы. Там, где она дважды побывала за этот год. Один раз стараниями Паркмана старшего, второй раз – собственного мужа. Ничто в реальности не могло сравниться с ужасами, испытанными там, в ментальном тупике.

Самое место для того, кого почти невозможно убить.

Паркман ожидаемо воспротивился её плану, но поскольку был единственным, способным помочь ей в задуманном, она не оставила ему выбора. Тем более, что тот до сих пор чувствовал вину за тот случай, когда насильно забрался к ней в голову.

* *

Миссис Петрелли позвонила Сайлару спустя час после его звонка Питеру.

Грей назначил встречу со своим несостоявшимся братом на следующий день. На Кирби-Плаза – в качестве дополнительного штриха к своей небольшой мстительной насмешке.

Несостоявшаяся мать пожелала встретиться с Сайларом на сутки раньше. Сегодня. В три часа дня. В старом, ныне уже совершенно опустевшем, здании Прайматек.

Позвонила. Сама. Та, которая – пусть и недолго – называла его сыном. Которая едва ли не лучше всех остальных понимала его. Обратилась к нему впервые после его возвращения в Нью-Йорк.

У него не было причин соглашаться, но и для того, чтобы отказаться, тоже причин не нашлось.

И он пришёл.

Она ждала его в кабинете, сидя лицом к двери, за массивным тёмным столом, и первые секунды после шороха открывшейся двери не произнесла ни слова. Смотрела молча с ещё более чем обычно нечитаемым выражением лица, а когда, наконец, натужно кивнула и разжала губы, всё вдруг исчезло.

* *

Это произошло легко, как будто слабый, ненавязчивый туман сначала окутал его, а потом также легко развеялся.

Очнулся он на том же месте, всё также стоя в дверях.

Он мало помнил события последних часов.

Комната была пуста

Где-то вдалеке шумел город.

В ушах оглушающе стучала кровь.

В голове колотилась одна единственная мысль: он снова убил. Убил. Убил. Убил…

* *

Миссис Петрелли убеждала себя, что это лишь устранение опасности для Нейтана, но на самом деле понимала, что ещё и кара. Для Сайлара и для неё самой тоже. Но только погрузив Грея в летаргический полубред, только уложив на ту самую кровать, на которой когда-то ожидала сама спасения из тенет Артура, она позволила себе выдохнуть, и, игнорируя хмурые и тяжёлые взгляды Паркмана, с приказной вежливостью объявила, что пора возвращаться.

Оставляя в одной из палат Прайматек чей-то личный ад.

Где за один день в реальности пролетало несколько виртуальных лет.

Где первые бесконечные секунды слипались в минуты всё быстрее и быстрее, и минуты складывались в часы, а те – в череду бодрствований и снов; и несмирение растекалось по времени, по всё увеличивающемуся нахождению там, и от этого не становилось легче, но каждые новые следующие сутки промелькивали всё быстрее.

Где было таким образом скроенное ментальное пространство, что самые страшные мысли для Сайлара должны были сами находить его и ввинчиваться в сознание, не давая спокойно ни жить, ни умереть там.

Кто бы сказал миссис Петрелли, что самой страшной на тот момент для пленника стала мысль о том, что он убил Нейтана…

Та самая перерезанная от уха до уха шея. Синюшняя кожа. Истерическое, неестественное злорадство и жгучая непереносимость – «что же он наделал». После всех своих убийств, непереносимость – только теперь. С яркими, новыми, появившимися только в виртуальной ловушке и достоверными до мельчайших деталей, «воспоминаниями». Без малейшего сомнения в том, что он на самом деле это совершил.

С подробностями не только о моменте убийства, но и о том, что происходило дальше.

О подмене убитого Нейтана собой – посредством очередной способности умея принимать любой чужой облик.

О полной бессмысленности этого.

«Своих» побегах в Вашингтон, вздрагиваний при всегда неожиданных появлениях там Питера.

Бесконечных днях и выпавших из памяти ночах.

О том, что, убив тело Нейтана, он – ведомый желанием стать им – не только присвоил себе его внешность, но и впустил в себя его разум. И, на первых порах подавляя его, со временем всё больше и больше позволял тому выбираться «наружу».

Ещё одна бессмысленность…

Убить чужое тело, и позволить чужому разуму подавить себя.

Избегать того, кто и был главной целью. Мечтать о разговоре с Питером – и раз за разом сбегать после очередной беспамятной ночи, а после сообщать в трубку, что занят.

Знать, что убил его брата.

Ненавидеть себя за то, что не может ни заменить его, ни дать тому победить свой разум.

Бессмысленно.

Абсолютно бессмысленно.

Убить кого-то, чтобы занять его место.

Чтобы загнать себя в самый тупой из всех тупиков, выход из которого – либо окончательно изгнать из общего тела разум Нейтана, либо, теперь уже навсегда, исчезнуть самому.

Отличный итог всей его удивительной, наисчастливейшей жизни.

Просто отличный…

* *

Вопреки представлениям Сайлара, после обезвреживания Данко и прекращения снов об очередной смерти Нейтана, Питер больше не позволял себе уверовать в то, что подобных снов больше не повторится.

Жить всегда наготове, наверное, не слишком легко.

Но гораздо лучше, чем не жить вообще. Или жить без Нейтана.