Степная царица

Его имя держалось в строгой тайне, чтобы на него не смогли наложить заговор злые силы, поэтому все звали его Верховный или Отец. За свою жизнь он стал свидетелем стольких смертей, что глаза его тоже стали мертвыми, лишенными какого-либо выражения.

Уже темнело, когда мужчины принялись перерезать вены и рубить головы скоту и коням. Следовало как следует напитать холм кровью, чтобы трава на нем никогда не высыхала и покров над царской гробницей был густым и радующим взор. Животные кричали, зрители хлопали в ладоши. Освежеванные туши стаскивались вниз для будущего пиршества. Оно началось поздней ночью, когда тела Атея, его коня и наложниц погребли в холме.

Дым костров был пропитан запахом мяса: его жарили на вертелах, пекли на углях и варили в больших бронзовых котлах. Собаки и волки дрались из-за внутренностей и костей, не обращая внимания на людей, которые тоже не смотрели в их сторону. К утру все, включая Арпату, были сильно пьяны и уже начали забывать, по какому поводу пируют. Верховный незаметно увел своих жрецов, чтобы не путались с простыми смертными. Перед уходом он ненадолго задержался возле Гелена и Картиса, обратившихся к нему с какой-то просьбой.

Арпата этого не заметила. Все кружилось и качалось перед ее глазами. И это было хорошо. Горе забылось. Будущее больше не пугало неизвестностью. По крайней мере, этой ночью.

Глава V. Родная кровь

Могильный курган долго полоскали дожди, становясь все холоднее и холоднее, пока их не сменил снег. Вначале мелкий и нерешительный, он слегка притрусил черную землю, после чего осмелел и повалил хлопьями, окрашивая мир в белый цвет. Курган сделался гладким и округлым, приятным взгляду. Однажды Арпата, увязая в снежных наносах, поднялась наверх и попыталась воззвать к отцу, потому что ей нужен был кто-то, чтобы выговориться и, возможно, получить совет или хотя бы какой-нибудь ободряющий знак.

– Отец, – негромко заговорила она, глядя себе под ноги, – иногда я не знаю, как мне быть. Тяжела ответственность, которую ты на меня взвалил. Трудно вершить судьбы других людей. Во время суда я только делаю вид, будто знаю, кого объявить правым, а кого виновным. На военных советах меня выставляют дурой. После уплаты выкупа македонянам наше племя едва сводит концы с концами. Это меня угнетает. Хочется бросить все, и будь что будет. Как думаешь, отец, это возможно?

Холм молчал, но в этом молчании угадывалось холодное неодобрение. Вздохнув, Арпата побрела обратно. Продрогшая и печальная, забралась она в свою зимнюю кибитку, когда доложили, что на прием к ней просятся братья. Она долгое время не общалась с ними. Не потому, что зазналась или презирала Гелена и Картиса. Они сами избегали ее, словно не желая напоминать о себе. И вдруг решили поговорить. О чем? И не собираются ли они вести разговор с помощью кинжалов, а не языков?

Приказав страже не отходить ни на шаг, Арпата вытащила из ножен меч и сунула его под меховую подстилку, на которой сидела. Кибитка была значительно меньше летнего шатра, зато прогревалась намного лучше. Снимай колеса и живи себе в уютном доме с непродуваемыми войлочными стенами. Так и поступила Арпата. Правда, ее повозка была шестиколесная, достаточно вместительная, чтобы устраивать советы и принимать просителей. Пожалуй, места для одной молодой женщины было даже многовато, потому что по ночам ей становилось одиноко, так как сын часто отправлялся с охотниками на зимний лов, а дружба с соплеменницами и родственницами не заладилась. Все они чего-нибудь хотели от Арпаты, смотрели на нее с притворным обожанием, разговаривали с ней приторными голосами и слишком громко смеялись ее шуткам. Заметив это, она отстранила их и осталась одна… что было временами хорошо, а временами почти невыносимо. Арпата была еще очень молода, чтобы вести столь замкнутый образ жизни. И ей был нужен мужчина. Так сильно нужен, что по ночам она была готова кусать кошму и костяшки пальцев, чтобы никто не слышал ее тоскливых стонов, напоминающих те, что издают по весне кошки, преисполненные сладкой муки.

Никто не должен был знать об этой слабости царицы Арпаты. Как никто не должен был знать ее истинные мысли и желания.

Когда братья, с головы до ног усыпанные снегом, ввалились в кибитку, она успела напустить на себя совершенно непроницаемый вид и ни разу не покосилась туда, где был припрятан меч.

– Садитесь у огня, – пригласила она, указывая на жаровню.

Гелен и Картис расположились со всеми удобствами. Когда они откидывали полы своих шуб, Арпата заметила, что оба явились к ней без оружия. Впрочем, в некоторых случаях удобнее пользоваться не мечом, а ножом, припрятанным в сапоге.

– С чем явились, братья? – спросила Арпата сдержанно.

Ей совсем не хотелось возвращаться к разговору о передаче власти Картису или Гелену. Но зачем бы еще им приходить к ней? Не братские же чувства в них проснулись…

– В последнее время мы почти не виделись, сестра, – сказал Гелен.