Степной волк. Нарцисс и Златоуст

Словно в лихорадке сидел он за столом, обдумывая в деталях, что сказать священнику, чтобы привлечь его на свою сторону, ибо начинать надо было с этого. Одновременно он жадно следил за тем, как росла полоска света в щели. Теперь он жадно ждал и не мог дождаться мгновения, которого еще недавно боялся; такого ужасного напряжения долго ему не вынести. Да и его силы, его внимание, его решимость и осмотрительность постепенно убывали. Охранник со священником должны появиться до того, как угаснет эта напряженная готовность, это решительное желание спастись.

Наконец мир за дверью пробудился, враг приблизился. Раздались шаги по деревянной мостовой, в замочную скважину вставили и повернули ключ, каждый из этих звуков грохотал после долгой мертвой тишины, как гром.

И вот тяжелая дверь медленно открылась, заскрипели петли, вошел священник, без сопровождения, без стражников. Он вошел один, держа в руке светильник с двумя свечами. Все снова обернулось не так, как думал узник.

И вот еще что удивило и взволновало: вошедший священник, за которым невидимые руки снова закрыли дверь, был облачен в орденскую мантию монастыря Мариабронн, в знакомые родные одеяния, какие носили когда-то настоятель Даниил, отец Ансельм и отец Мартин.

Увидев это, Златоуст ощутил странный толчок в сердце и отвел глаза. Появление этой монастырской мантии обещало нечто благоприятное, было добрым знаком. Но, вероятно, все же не было другого выхода, кроме убийства. Он стиснул зубы. Нелегко ему будет погубить этого брата по ордену.

Глава 17

— Слава Иисусу Христу, — сказал патер и поставил светильник на стол. Златоуст что-то пробормотал в ответ, опустив глаза долу.

Церковник молчал. Он стоял в ожидании и молчал, пока Златоуст не заволновался и не поднял испытующий взгляд на человека, стоявшего перед ним.

Человек этот, к своему смущению обнаружил Златоуст, не только носил мантию, какие носят отцы в Мариабронне, на нем был и знак, говоривший о звании настоятеля.

Только сейчас взглянул он настоятелю в лицо. Это было худое лицо с ясными и строгими чертами и очень тонкими губами. Это было лицо, которое он знал. Как зачарованный смотрел Златоуст в это лицо, насквозь пронизанное духом и волей. Взяв неуверенной рукой светильник, он поднял его и поднес к лицу незнакомца, чтобы увидеть его глаза. Он увидел их, и светильник в его руке задрожал, когда он ставил его на стол.

— Нарцисс! — едва слышно прошептал он. Все вокруг него пошло кругами.

— Да, Златоуст, я был Нарциссом, но уже очень давно сменил это имя, ты, вероятно, забыл. Со времени пострижения меня зовут Иоанн.

Златоуст был потрясен до глубины души. Весь мир вдруг переменился, и неожиданный спад нечеловеческого напряжения грозил удушить его; он дрожал, голова его кружилась и казалась пустым шаром, желудок свело. Глаза жгли подступившие слезы. Зарыдать и упасть в слезах в обморок — вот то, чего страстно хотелось ему в этот момент.

Но из глубины юношеских воспоминаний, вызванных появлением Нарцисса, поднялось предостережение: когда-то, мальчиком, он уже плакал, давая волю чувству, перед этим прекрасным строгим лицом, перед этими темными всезнающими глазами. Это не должно повториться. Словно призрак, снова возник перед ним в самый необычный момент его жизни этот Нарцисс — вероятно, для того, чтобы спасти ему жизнь, а ему опять разразиться рыданиями и упасть в обморок? Нет, нет и нет. Он возьмет себя в руки, обуздает сердце, усмирит желудок, прогонит головокружение. Только бы не показать сейчас свою слабость.

Неестественно спокойным голосом он наконец проговорил:

— Позволь мне и впредь называть тебя Нарциссом.

— Называй меня так, милый. Ты не хочешь подать мне руки?

И снова Златоуст превозмог себя. Совсем как когда-то, в школьные годы, он заставил себя ответить по-мальчишески упрямым, слегка насмешливым тоном.

— Извини, Нарцисс, — холодно и чуть высокомерно сказал он. — Я вижу, ты стал настоятелем. А я все еще бродяга. И кроме того, наша беседа, как ни желанна она мне, к сожалению, не может продолжаться долго. Ибо я, видишь ли, приговорен к виселице и через час, если не раньше, буду, вероятно, повешен. Это я говорю только для того, чтобы объяснить ситуацию.

Нарцисс и бровью не повел. Мальчишество и легкое бахвальство в поведении друга изрядно позабавили его и в то же время растрогали. Но стоявшую за этим гордость, которая не позволила Златоусту со слезами броситься ему на грудь, он воспринял с пониманием и глубоким одобрением. Воистину, он тоже не так представлял себе их свидание, но эта маленькая комедия вызвала искренний отклик в его душе. Только так и не иначе Златоуст мог снова быстро завоевать его сердце.

— Ну что же, — сказал он, тоже прикидываясь равнодушным. — Я, кстати, могу успокоить тебя относительно виселицы. Ты помилован. Мне поручено сказать тебе это и взять тебя с собой. Ибо здесь, в городе, тебе больше нельзя оставаться. У нас будет достаточно времени, чтобы поговорить друг с другом. Ну так как же, ты все еще не хочешь подать мне руку?