Степной волк. Нарцисс и Златоуст

Они потянулись друг к другу и застыли в долгом рукопожатии, чувствуя глубокое волнение, но в словах, ими произносимых, еще некоторое время продолжали звучать чопорность и притворство.

— Хорошо, Нарцисс, мы, стало быть, покинем этот малопочтенный приют, и я присоединюсь к твоей свите. Ты возвращаешься в Мариабронн? Да? Очень хорошо. А как? Верхом? Отлично. Значит, и для меня нужно будет найти лошадь.

— Найдем, друже, и уже через два часа отправимся в путь. О, что это с твоими руками? Бог ты мой, они так сильно поцарапаны, распухли и все в крови! О Златоуст, как они с тобой обошлись!

— Не волнуйся, Нарцисс. Я сам так изуродовал себе руки. Я ведь был связан и хотел освободиться. Это оказалось нелегко, скажу тебе. Кстати, было довольно смело с твоей стороны войти ко мне вот так, без сопровождения.

— Почему смело? Ведь не было никакой опасности.

— О, была маленькая опасность быть убитым мной. Так по крайней мере я задумал. Мне сказали, что придет священник. Я должен был убить его и бежать в его одежде. Хороший план.

— Ты, значит, не хотел умирать? Хотел защищаться?

— Конечно, хотел. Правда, мне и в голову не пришло, что священником окажешься ты.

— И все же, — задумчиво проговорил Нарцисс, — это был довольно мерзкий план. Ты и в самом деле мог бы убить священника, который пришел исповедовать тебя?

— Тебя нет, Нарцисс, конечно нет, и, я думаю, никого из твоих патеров в мариаброннских мантиях. Но любого другого священника — да, можешь не сомневаться.

Голос его вдруг стал печальным и мрачным.

— Это был бы не первый человек, которого я прикончил.

Они помолчали. Оба чувствовали себя неловко.

— Об этих вещах, — холодно сказал Нарцисс, — мы поговорим позже. Ты сможешь исповедаться мне, если захочешь. Или просто рассказать мне о своей жизни. Мне тоже есть о чем поведать тебе. Я заранее радуюсь этому… Пойдем?

— Еще минуточку, Нарцисс! Мне вспомнилось, что однажды я уже назвал тебя Иоанном.

— Не понимаю.

— Разумеется, не понимаешь. Ты ведь ничего не знаешь. Это было много лет тому назад, когда я дал тебе имя Иоанн, и оно навсегда останется с тобой. Я, видишь ли, был раньше скульптором, резчиком по дереву, и надеюсь, что снова стану им. И лучшая скульптура, которую я тогда сделал, — скульптура апостола в натуральную величину, изображала тебя, но названа была не Нарциссом, а Иоанном. Апостол Иоанн у подножия креста.

Он встал и подошел к двери.

— Ты, стало быть, думал обо мне? — тихо спросил Нарцисс.

— О да, Нарцисс, — так же тихо ответил Златоуст, — я думал о тебе. Всегда, всегда.

Он резко открыл тяжелую дверь, в склеп заглянуло блеклое утро. Больше они не говорили ни о чем. Нарцисс взял его к себе в комнату для гостей. Молодой монах, сопровождавший настоятеля, укладывал багаж. Златоуст получил завтрак, его руки обмыли и слегка перевязали. Вскоре привели лошадей.

Когда они садились на них, Златоуст сказал:

— У меня к тебе еще одна просьба. Давай проедем через Рыбный рынок, там у меня небольшое дело.

Они отъехали. Златоуст обвел глазами все окна замка: не стоит ли в одном из них Агнес. Но больше он ее не видел. Они проехали через Рыбный рынок; Мария очень о нем тревожилась. Он простился с ней и с ее родителями, тысячекратно поблагодарил, обещал заглянуть как-нибудь еще и уехал. Мария до тех пор стояла у ворот, пока всадники не скрылись из глаз. Хромая, она медленно вернулась в дом.

Они ехали вчетвером: Нарцисс, Златоуст, молодой монах и вооруженный конюх.

— Ты еще помнишь мою лошадку, мою Звездочку, которая осталась в монастырской конюшне? — спросил Златоуст.

— Разумеется, помню. Но там ее уже нет, да и, я думаю, ты сам не надеялся на это. Лет семь-восемь тому назад нам пришлось ее прикончить.

— И ты еще помнишь об этом?

— О да, помню.

Златоуста не опечалила смерть Звездочки. Он был рад, что Нарцисс так хорошо помнит ее, Нарцисс, который никогда не интересовался животными и наверняка не знал клички ни одной другой монастырской лошади. Он был очень рад этому.

— Ты посмеешься надо мной, — снова начал он, — что первое существо в вашем монастыре, о котором я спросил, была моя бедная лошадка. Это невежливо с моей стороны. По правде сказать, я хотел спросить совсем о другом, прежде всего о настоятеле Данииле. Но я ведь мог предположить, что его нет в живых, раз ты стал его преемником. А сразу заводить речь о смерти мне не хотелось. Говорить о смерти я не очень-то расположен по причине прошедшей ночи, а также из-за чумы, на которую мне пришлось насмотреться. Но мы уже затронули эту тему, да и нельзя ее избежать. Скажи мне, когда и как умер настоятель Даниил, я очень чтил его. Скажи также, живы ли еще отцы Ансельм и Мартин. Я готов к худшему. Но тебя по крайней мере чума пощадила, и я доволен. Правда, я никогда не верил, что ты можешь умереть, я не сомневался, что мы встретимся. Но вера может обмануть, с этим, к сожалению, мне пришлось столкнуться. И своего мастера Никлауса, резчика по дереву, я не мог представить себе мертвым и был полон уверенности, что снова встречусь с ним и буду у него работать. И все же, когда я пришел, он был уже мертв.