Стерегущие золото грифы

– Когда умру, сделай так, чтобы я выглядела нарядно и красиво. Ничего не забудь. Чистая одежда, все мои украшения… – попросила Кадын. – И мое тело… Ты должна сохранить его тщательнее, чем у тебя получалось до этого с другими. Сможешь? Я кое-что выспросила у врача и поделюсь с тобой.

– Все сделаю. – Шаманка почтительно поклонилась и удалилась, оставив Кадын одну.

Кадын оперлась правой рукой о камень, на котором сидела, и твердое тело прогнулось, пропуская ее пальцы чуть глубже в себя. Она отняла руку, посмотрела на результат – отпечаток маленькой ладони.

– Пусть будут здесь, рядом.

Глаза ее мерцали ярче, чем миллиарды звезд, которые ночь каждый раз рассыпает по небосводу, чтобы потом собирать их обратно в свой подол до самого утра.

– Даже вечные горы развеются в прах, чтобы на их месте встали новые. И только тогда мы увидимся вновь, любимый мой, – сказала Кадын, подняв лицо к небу.

Здесь появились города. Почти такие же, как на родине. Они стали видны еще с приличного расстояния. Ан сжал зубы и вцепился в рычаг управления так сильно, что корабль дернулся. Ан выдохнул и выровнял курс. Он отвечает за людей и не имеет права их погубить, не справившись с чувствами. Глубоко внутри он уже давно все знал. Он опоздал. И опоздал надолго.

Плато осталось почти неизменным. Все так же извилисто петляла Ак-Алаха, украшая изящными изгибами однообразие бескрайних пастбищ. Сонная дымка плыла, покачиваясь, над болотистыми топями. Стояли извечные ледники, укрытые такими белыми снегами, что становилось больно глазу, и высилось пять куполов священных гор Табын-Богдо-Ола. Только людей здесь не наблюдалось, хотя было лишь начало весны. Вдалеке виднелись брошенные деревянные постройки, вовсе не похожие на те, что они здесь оставили.

Число курганов увеличилось, но они были разрыты и разграблены – язвы на теле оскверненной земли. Те из местных, кто сопровождал Ана, принялись в голос рыдать, упав на колени. Один из разоренных, опустевших курганов находился в стороне, обособленный от остальных. Ан понял или скорее почувствовал: это последнее пристанище Ак. Здесь будто оставалась часть ее. Ощутив это, Ан явственно осознал: она по-прежнему ждет его. Он не состарился ни на зиму, а его Ак уже нет на этой земле.

Успокоившиеся люди устроились на ночлег в чужом пустом зимнике непривычно больших размеров. Ан покинул их до рассвета, взяв с собой войлочное одеяло, воды, еды, сколько мог унести, и лук, чтобы добыть новую. Тихий голос звал его, шелестя листвой деревьев, журча ручьями и шепча ветром. Ан был уверен: он не собьется с пути.

Город пугал его. Здесь было все по-другому. Пользуясь умениями своего народа, Ану приходилось делать так, чтобы его не видели люди, ведь он слишком выделялся среди них. Идти было тяжело. Ан устал и проголодался. Он сбился со счета дней. Но здесь голос Ак звучал громко, как нигде больше. Что она делает в таком месте?

Высокое здание с множеством ступеней[48]. Цвет песка и коричневой глины. Ан из последних сил потянул на себя дверь. Янтарный потолок разливал вокруг мягкий желтый свет. Ан завороженно замер, подняв голову, потом пошел дальше. Какая-то женщина окликнула его и задала вопрос на языке, которого Ан не понимал. Он оторопел: женщина его видит? Значит, защита пала. Еще немного – и сил не останется ни на что. Он пристально посмотрел женщине в глаза, та вежливо улыбнулась и пошла прочь.

Лестница, дверь, еще дверь. Множество залов, полных каких-то вещей. Что это? Зачем все это? Очередная дверь. Прохладное помещение с темными стенами и тусклым освещением. Полумрак и холод немного привели Ана в чувство. Слух наполнился свистом ветра, шелестом травы и предостерегающим клекотом хищных птиц.

С новыми силами Ан спустился на несколько ступеней, повернул направо и остолбенел. Из прозрачного стеклянного столба на него взирала улыбающаяся женщина в одежде, какую носила Ак. Белая рубаха, красно-белая юбка, овечья шуба с золотой окантовкой, спадающая с одного плеча, высокий парик и ветка можжевельника в вытянутой руке. Присмотревшись, Ан убедился, что это не человек, а что-то вроде тех кукол, которые мастерили для игр пазырыкские девочки.

Он повернулся направо и не сразу понял, что это там, в почти кромешной тьме. Стекло закрывало нишу в стене от пола до потолка. За ней, на подставке высотой ему по пояс, стояло нечто похожее на колоды, в которых на Укоке хоронили знатных мертвых. Несколько крохотных огоньков подсвечивали колоду снизу…

Время, обманув Ана, стерло привычные черты с ее лица, но это была определенно она. Нагая, прикрытая лишь легкой белой тканью, забинтованная черной лентой с золотыми символами – это была Она. Ак лежала на правом боку в позе спящей. Ноги согнуты, руки сложены на животе. Несмотря на то, что глазницы были пусты, Ану казалось, веки ее сомкнуты, ресницы опущены и оттеняют пожелтевшую, иссохшую кожу. От Ак веяло покоем и умиротворением.