Стерегущие золото грифы

– А Шаманка что говорит? – спросил врач.

– Она не знает, что это. Она напугана, поэтому разрешила спросить совета у тебя.

– Встань. Мне нужно поглядеть на это. Вот так, я помогу.

Кадын с трудом поднялась на ноги, покачиваясь и хватаясь за врача.

– Ан, выйди, – сказал тот через плечо.

– Нет, – поспешно возразила Ак. – Пусть остается.

Ее долгий взгляд сказал Ан-Кею больше слов любви, чем слышали его уши за всю жизнь. Врач равнодушно пожал плечами. Кадын развязала тесемку на вороте рубахи и сняла ее через голову, оставшись в одной юбке. Ан-Кей увидел то, что она скрывала от него годами.

Обе руки Ак от плеч до пальцев покрывали черные изображения животных. На правую падала тень, размывая контуры рисунков. На левой Ан различил барана с перекрученным туловищем и запрокинутой назад головой. Снежный барс свернул длинный хвост колечком и словно бы намеревался сомкнуть зубастую пасть на задних ногах барана. Ниже расположился неведомый мифический зверь с хищными когтистыми лапами, длинным полосатым хвостом и туловищем оленя. Голову его Ану рассмотреть не удалось. Над этим звериным царством невесомо парил грифон с оленьим телом и копытами, мощным черным клювом и длинными рогами, изогнутыми, как мост над рекой. Каждый отросток рогов завершался цветком. Этот символ был хорошо известен Ан-Кею, ведь он встречался у пазырыкцев там и тут. Сердце мира, страстное, вдохновенное, окрыленное. Чистое сердце Кадын.

С трудом оторвав взгляд от животных, в тусклом свете очага исполняющих танец на коже Кадын, Ан-Кей обратил внимание на другое: на ее тонкую талию, прямые плечи и выпирающие от худобы ключицы и ребра. Отсветы огня золотили белую кожу, поблескивали на тонких колечках драгоценных серег.

Пока Ан беззастенчиво ее рассматривал, Кадын в ответ наблюдала за ним, не опуская глаз, но щеки ее разгорелись еще ярче.

Врач осторожно ощупал подушечками пальцев маленькие острые груди. Левую тут же оставил в покое, а на правой задержался подольше. Он надавил сильнее, и Кадын вскрикнула.

– Подними руки, – приказал врач.

Она послушно выполнила приказ. Грифон шевельнулся и воспарил еще выше. Врач принялся круговыми движениями поглаживать и нажимать какие-то точки у нее под мышками. Кадын поморщилась и закрыла глаза. Напоследок врач посмотрел ее язык, оттянул поочередно нижние веки.

– Никогда с таким не встречался. Я подумаю, что это может быть, Ак, – сказал он наконец. – Приду завтра. Идем, Ан.

– Иди без меня, – попросил Ан. – Я останусь. Можно?

Этот вопрос был адресован уже Кадын. Она кивнула и села на одеяла, не одеваясь, а просто прижав рубаху к груди, чтобы прикрыть наготу. Когда врач вышел, Ан присел рядом.

Кадын уронила руки на колени, вновь отдавая себя взгляду Ана, потом взяла его ладонь и приложила к правой груди. Кожа была шероховатая и горячая, а сама грудь – припухшая и отекшая. Теперь, вблизи, Ан-Кей мог разглядеть, что у нее совсем другая форма, нежели у левой, а розовый сосок – плоский, почти втянувшийся внутрь. Ан слегка сжал пальцы и почувствовал внутри что-то твердое. Кадын дернулась.

– Что это? – испуганно прошептал Ан.

– Не знаю. – Кадын покачала головой. – Но Шаманка бросала камни, и они ничего хорошего не ответили. Она думает, это может быть оттого, что к моей груди не прикасались ни мужская рука, ни ротик младенца.

– Тебе больно…

– Очень. Оно жжет изнутри, как будто под кожу влили расплавленное железо. И я – уже не я. Мне трудно ходить, а когда я верхом, то каждый шаг Салкына отдается новой болью.

Она мягко отодвинула его руку, оделась и продолжила:

– Шаманка говорит, боль заставит меня видеть мир другими глазами, познать вещи, неведомые другим. Теперь скажу тебе: она с детства готовила меня к смерти. Мой курган станет последней печатью на плато. Чтобы из мира духов ни один не явился вредить людям.

Ан застонал и скрипнул зубами.

– Но это слишком скоро, – обхватив плечи руками, добавила Кадын. – Рисунки на моем теле еще не завершены. Я пока что почти бесполезна. Мне нельзя умирать сейчас! Еще не время, нет! Ох, Ан, помоги мне!

Она ничком упала на одеяла, дрожа всем телом и жалобно скуля.

– Чем помочь? – прохрипел Ан.

– Не знаю, – глухо сказала она. – Ведь ты говорил, что будешь всегда защищать меня. Ты обещал…

Да, он говорил. Но власти над смертью то обещание ему не давало.

Ан, запинаясь, добрел до дома и отыскал у коновязи дремавшего коня. Отвязал его и шлепнул ладонью по крупу, на ходу вскакивая на незаседланную спину. Конь понесся галопом в ночь. Брошенные поводья свободно болтались. Ан-Кей привычно намотал гриву на кулак и обессиленно лег на живот, другой рукой почесывая и поглаживая шею животного, пряча лицо в ухоженной гриве. Он не подгонял коня, но тот будто сам чувствовал, что сейчас необходимо хозяину, и все наращивал темп, особым чутьем находя дорогу в темноте. На траве за ним оставались отлетевшие хлопья выступившей на теле желтовато-белой пены. Одна сурчина под копытом – и им обоим пришел бы конец.