Стертый мальчик

– Не хочу ничем делиться, – признался я. – Это слишком личное.

Не то чтобы я боялся признаваться в своих грехах, просто мне было стыдно рассказывать о нехватке опыта, или, если точнее, о нехватке моего участия в этом опыте. Как я мог раскрыть Д., что мой первый и единственный раз произошел против моей воли?

– Ты должен рассказать, – произнес Д., направляясь к раздвижной стеклянной двери. Он открыл ее, и в руки мне ударил поток холодного воздуха. – Это первый шаг к исцелению.

– А если ничего не получится? Вдруг это только сильнее меня запутает?

– Хороший вопрос, – сказал Д. и, на секунду обернувшись, вернулся в зал, к Смиду и всем остальным.

Смущение, похоже, было ключевым элементом на первом шаге. Благодаря этому смущению мы должны были увидеть, что вышли «из-под контроля», что нам необходимо положиться на Господа и на наставников. Вчера Смид попросил меня вспомнить, как я занимался спортом с отцом. Чувствовал ли я себя неловко? Получил ли достаточно грубых подзатыльников от отца? Искал ли любви, которую он не хотел мне давать? После нескольких вопросов я сам уже толком не помнил, что тогда чувствовал. Я и правда был не силен в спорте. И правда не любил играть в мяч с отцом во дворе. Если я и ловил брошенный мне мяч, то вскоре бросал перчатку на землю, и тот выскальзывал из ее кожаной хватки. Значило ли это, что я не наслаждался ощущением мягкой травы под ногами? Что мне не нравилось чувствовать жар солнца на лице и что голос отца не отдавался теплым трепетом в груди? Я больше не был ни в чем уверен.

В Библии часто говорится о жертве, о том, что, когда ты возьмешь крест и последуешь за Христом, мир тебя не поймет.

«Многие сочтут тебя скучным, – сказал отец в день моего крещения. – Они не поймут той глубокой радости, которая поселится в твоем сердце, решат, что ты сумасшедший».

Значило ли это, что и мы с отцом больше никогда не поймем друг друга? Иисус говорит в Евангелии от Матфея: «Ибо я пришел разделить человека с отцом его». И хотя я читал эти слова десятки раз, я не был уверен, что готов в самом деле отказаться от красоты сложных, запутанных отношений, о которых читал на занятиях по литературе. «Господи, – молился я в те первые несколько дней, – научи меня видеть разницу между красотой и злом».

В ЛД четко различали разницу. Почти на каждой из двухсот семидесяти четырех страниц справочника повторялась одна и та же мысль: чтобы быть непорочными, мы должны стать орудием, которое Господь сможет использовать ради наивысшего блага. Это означало, что для красоты, которую мы когда-то знали, не оставалось места. Любое привычное поведение, делавшее из нас нечто большее, чем просто орудие, рассматривалось как зависимость, развившаяся от вредных влияний из детства. Все это четко излагалось в рабочей тетради, посвященной зависимости.

Зависимость возникает из-за крайне искаженной системы верований. Наше сознание, падшее от рождения, естественно отдаляется от истины. Эта проблема свойственна всем. Однако под обманчивым или враждебным влиянием в детстве мы становимся уязвимы для многочисленных зависимостей.

Далее в рабочей тетради говорилось, что все греховное, сексуальное и аномальное в нашей жизни послано в мир дьяволом. В разделе, озаглавленном «Ты – плод этого мира (то есть самого дьявола)!», рассказывалось, что «Сатана – повелитель этого мира», что он владычествует над всем, что не исходит напрямую от церкви или Библии, что «этот мир устроен не по Божественному промыслу и стоит буквально вверх тормашками», а потому мы должны быть готовы испытать свою веру. Однако речь шла не о том, чтобы просто подвергнуть сомнению свои убеждения, – мы должны были стремиться кардинально изменить собственную жизнь, а людей, которые вредны для нашего развития и тянут нас в прошлое, оставить позади. Мы должны быть готовы отринуть само представление о том, кем мы были до прихода в ЛД: «Помните, что тела ваши суть храм живущего в вас Святого Духа, что ВЫ НЕ СВОИ, ибо вы куплены дорогою ценой, посему прославляйте Бога» (Первое послание к Коринфянам, 6: 19).

Нам следовало отказаться от всех воспоминаний, желаний, мыслей о свободе и прославлять Бога, хозяина нашего. Мы должны были стать Его слугами.

– Мы решаем, просить ли Бога о помощи, – сказал Смид. – Мы решаем, молить ли о прощении.