Стертый мальчик

Они вылезли из машины. Вокруг – никаких признаков белизны; лишь ритмичное щебетание цикад и случайное мерцание светлячков. Лишь мама, застрявшая каблуками в грязной канаве и не способная понять причину пригрезившегося ей видения.

«Что это было?»

В тот вечер они так и не добрались до тети Эллен. О своей сумасшедшей тетке мама рассказала отцу спустя несколько лет после замужества. К тому времени белая простынь приобрела новое зловещее значение. Лежа в кровати в мемфисской баптистской мемориальной больнице, мама слушала доктора, который объяснял ей, что она потеряла ребенка. Все, что она могла сделать в эту минуту, – схватить простыни, смять их, поднять вверх, чтобы не позволить кровати выскользнуть из-под нее. Мама тут же вспомнила о белой простыни и расценила ее как злое предзнаменование, знак того, что случится нечто ужасное.

Спустя время, уже после того как она решит родить меня, несмотря на предупреждения докторов о слабом сердце и о высоком риске смерти, и после того, как я появлюсь на свет и доктор омоет меня и передаст ей, она увидит в белом цвете и добрый знак – знак того, что грязь можно отмыть, что всем нам дается второй шанс. Она будет ложиться на верхнюю кровать в моей спальне, прижимать к себе простыни и прислушиваться к ровному дыханию живого сына.

И хотя тетя Эллен так и не познала тайну жизни в стенах своего дома, мои родители в ту ночь точно столкнулись с какой-то загадкой. Загадка, что тревожила их, позже начнет тревожить меня: что в конечном счете некая Божественная сила – неважно, ищешь ли ты ее, как тетя Эллен, или хочешь избежать, как мой отец, – настигнет тебя. Сила эта может оказаться хорошей, но чаще приходит к тебе в виде неизбежной кары.

«Не просите Господа о знаке, – проповедовал отец перед прихожанами, потирая почти полностью сгоревшую часть лица. – Вам он может не понравиться».

Я ждал знака от Господа, пока Дэвид притоптывал в церкви. Я тоже начал топать. Раз-два-три. Наши ноги танцевали между собой.

Молодежный пастор расположился за кафедрой.

– Как христиане, мы должны облачиться во всеоружие Божие, – сказал он.

После этих слов эйфорическое пение закончилось. Несколько последних нот, спетых прихожанами, влились в начало проповеди и переплелись со словами из Писания:

– Наконец, братия мои, укрепляйтесь Господом и могуществом силы Его. Облекитесь во всеоружие Божие, чтобы вам можно было стать против корней диавольских.

Девушка рядом со мной застонала и заговорила языками, ее руки уперлись во что-то невидимое, словно парившее в воздухе, рот извергал непонятные слоги и завывания.

Молодежный пастор на мгновение замолчал; его глаза сверкали, он внимательно всматривался в лицо каждого прихожанина.

– Итак, станьте, препоясав чресла ваши истиною и облекшись в броню праведности.

Облечься в доспехи для пятидесятников было просто – достаточно лишь воздеть руки и получить эти доспехи от Господа. Святой Дух оденет тебя в броню праведности и вденет в руку щит истины, как какой-нибудь средневековый паж. Дэвид словно уже облачился в невидимые доспехи. Он бормотал что-то на непонятном языке, который не смог бы истолковать ни один его враг. «Нам не нужна эволюция, – как будто говорил он. – Господь защитит тебя от врагов, будет охранять твой сон».

В этом вопросе баптисты и пятидесятники были едины. Христиане должны вооружаться против сатанинского наступления на нашу страну. Я недавно слышал, как баптистский пастор Джерри Фалуэлл, используя военную терминологию, осуждал политику нашей страны за излишнюю мягкость, а причинами терроризма, направленного против Америки, называл гомосексуальность и излишнюю вседозволенность нашей культуры. Брат Нильсон своей философией «взорви-их-всех» провозглашал то же самое. По их логике, если бы мы не были такими неженками, иностранцам бы не попало в руки оружие массового уничтожения. Подобное я слышал и в нашей церкви: во время занятий в воскресной школе к нам ворвался какой-то лысый краснолицый человек и попросил подписать петицию против ЛГБТ-парада, который проходил недалеко от нашего города.

«Подпишите, – просил он, – иначе как вы можете называть себя солдатами христианской армии?!»

Петиция переходила от одного к другому, пока не оказалась передо мной и я не почувствовал на себе взгляды одноклассников; замерев с ручкой над листом, я думал, что, если подпишу, то в тот же миг перемещусь в настоящую армию. Наконец я вывел буквы собственного имени, презирая их за то, что они так ровно и легко вписались в пунктирные линии.

Но теперь молодежный пастор говорил мне, что я могу стать сильным, просто приняв дары Божьи. Познав тайный язык Дэвида, я почувствую вкус этих странных звуков в собственном рту, а наши тела объединятся во теле Христовом. В один слепящий миг обещание подобной близости овладело мной. Возможно, именно здесь я найду истинное вдохновение.