Стертый мальчик

Знакомый голос. Я повернулся и увидел улыбающегося Дикаря, который протягивал мне руку.

– По большей части в колледже.

Я пожал его ладонь в ответ. Интересно, в курсе ли он, где я был на самом деле.

– Всегда подозревал, что ты умнее меня, – сказал Дикарь.

С нашей последней встречи в тюрьме он стал выглядеть еще опрятнее: бачки идеально подстрижены, белая рубашка накрахмалена.

– Защитил уже кандидатскую?

– Пока нет. – Тебе тоже легко, правда? Ты вел разгульную жизнь, пока отец не пришел и не обратил тебя. И вот ты уже сам проповедуешь. Но я ведь никогда не жил греховной жизнью. Я даже не представляю, что это такое, а потому не понимаю, каково это – обратиться от греха к истинной жизни.

– Сейчас вернусь.

Я перешел в другую часть храма, оставив за спиной целую толпу прихожан, жаждущих меня поприветствовать. Я почувствовал, как к горлу подступает волна жалости к самому себе, но ничего не мог поделать, кроме как фальшиво улыбаться в попытке ее спрятать. Телефон жег ладонь, и мне казалось, что я задыхаюсь.

– Сколько лет, сколько зим! – воскликнул кто-то. – Где ты пропадал?

Снова тот же вопрос, еще один знакомый незнакомец. У меня плохая память на имена – этот недостаток порождал во мне панику по мере того, как храм заполнялся людьми. Моего отца знали все, он оказывал слишком много любезностей, а потому все знали и мое имя, молились обо мне, беспокоились о моем будущем, ведь я был Его Сыном. Сколько раз отец сидел у чьей-то постели и молился о чудесном исцелении. Сколько раз он посещал похороны чьего-нибудь дальнего родственника, которого даже не знал, лишь для того, чтобы оказать моральную поддержку друзьям. Не сосчитать всех, кого он поддерживал и кому помогал.

Я направился к своему привычному месту за проектором. Мне нужен был воздух. Я чувствовал, что легкие вот-вот лопнут – воздуха не хватало. По узким ступеням я забрался в пустую будочку и сел перед монитором. Проектор был включен. Вот фотографии нашей счастливой, сияющей семьи в фойе рядом с искусственными растениями. Вот отец держит руку на капоте «форда» 1934 года, машины-призера, которую он собрал сам. На следующем снимке папа стоит перед нашей хлопковой фабрикой – клочки хлопка прилипли к его рубашке. На экране было высвечено: РУКОПОЛОЖЕНИЕ БРАТА КОНЛИ. Я выделил текст и заменил прописные буквы на строчные, так выглядело красивее. Мне надо было что-то сделать, чтобы успокоиться и замедлить дыхание. Позже я узнал, что подобные симптомы – это первые признаки приближающейся панической атаки. В тот день мне казалось, что я умираю.

– Спасибо тебе.

Я повернулся и увидел отца в первый раз после возвращения из ЛД. Он стоял на нижней ступеньке, смотрел на меня, держась рукой за перила, и искренне улыбался; глаза его сияли.

– Пожелай мне удачи.

Между нами – три ступеньки, но между тем, что я хотел сказать и что сказал, была тысяча слов.

– Удачи.

Когда я появился на свет, родители некоторое время держали меня на руках, и, прежде чем отдать медсестре, папа охотничьим ножом осторожно выдавил маленький зигзаг на моей левой стопе – крошечный шрам, – для того чтобы сестры не перепутали меня с другим ребенком. У него была паранойя на этот счет. Он только что видел чудо и не хотел потерять сына, как потерял предыдущего.

Мне было восемь или девять, когда родители рассказали мне об этом, и я внимательно осматривал стопу в поисках зигзага, стараясь определить его среди многочисленных морщинок. Конечно, его не было – он исчез уже через несколько дней. Но мысль, что на мне есть особая метка, хоть я и не могу ее разглядеть, наполняла меня радостью. Я чувствовал ее, как, бывает, сидишь в комнате и чувствуешь чью-то любовь, хотя не понимаешь, откуда именно она исходит. Когда я впервые прочел Гарри Поттера и узнал о его шраме в виде молнии, я подумал: «Ну конечно». Конечно же, любовь действует именно так! Любовь помечает особо любимых. Таинственный знак охраняет тебя, защищает от зла, напоминает, что ты избранный. Все, что нужно, – крошечный символ, и ты в безопасности. Когда я стал старше и полюбил литературу, символы воплотились для меня в буквах, и я записывал их в блокнот и никому не показывал. Так что годы спустя, когда наставники из «Любви в действии» забрали у меня записную книжку, вместе с ней они отобрали мой оберег. Но не до конца. Пустые страницы все еще несут в себе призраки ненаписанных букв.