Не знаю, насколько в тот момент Марина думала своей головой. Возможно, её руководители решили просто избавиться и от неё, и от её настырного супруга. Который разворошил весь этот муравейник, точнее, вскрыл этот гнойник. Ведь именно с моей подачи городская прокуратура стала проводить расследование по деятельности «Ориона». Вот тогда и про пирожки все узнали, и про деньги, и про проданные машины с квартирами. А помощник городского прокурора Светлана Степановна Чёрная, вызвав вначале меня на допрос по обвинению в избиении собственной жены, моментально убедилась в том, что это – поклёп. А «муж-садист» – известный журналист и заботливый отец.
В общем, увидев всю ту брехню, которую сооружали в отношении меня, Чёрная стала копать и накопала кучу обвинительных материалов. Терещенко вылетел из горсовета, а в самой школе имени Рерихов начались проверки и школу в результате закрыли. Так что Терещенко и его помощникам нужно было срочно решать проблему. Поэтому Марина и уехала.
Вначале я не возражал – любыми путями я пытался вырвать её из этого змеиного кубла. Её и дочку. На тот момент Оле было уже почти пять лет. Но, приходя на суд, я снова слушал в свой адрес всякие гадости, снова видел, что Марина по прежнему неадекватна, а деятельность «Ориона» продолжается – пирожки, вербовка новых членов секты, пропаганда в продажных СМИ, попытки оболгать и меня, и тех журналистов, которые пытались разобраться в проблеме.
Честно говоря, я сегодня не помню, как и почему я позволил Марине уехать в Феодосию с Олей. Возможно, я посчитал, что с мамой моей доче будет лучше. Ведь я много работал и мне тяжело было сидеть с ребенком дома – Оля часто болела, простужаясь в садике или просто заражаясь какой-то там детской болячкой типа ветрянки или свинки. Но после нескольких заседаний суда я понял, что ничего не закончилось – потому что Марина, оставив Олю с бабушкой и своей мамой, регулярно наведывалась в Днепропетровск.
Однажды, приехав в Феодосию к дочке я, когда бабушка и Марина разрешили с ней погулять, внезапно, поддавшись минутному порыву, сел с ней на такси и рванул на вокзал. Там – поезд, и утром мы же выходили на вокзале в Днепропетровске.
Какое-то время я скрывался. Жил у коллеги, которая раньше работала со мной на телевидении, потом переехал к родителям на какое-то время. Я боялся отдавать Олю в садик, тем более что был февраль, холодрыга и ребенок мог снова простудиться. К тому же у меня был отпуск, а статьи в газету я писал и дома. Приезжал в редакцию несколько раз в неделю и сдавал материал сразу на вёрстку – мои материалы по прямому указанию главного редактора сразу ставили в выпуск. Всё-таки я уже был довольно известным журналистом и писал статьи, которые поднимали рейтинг газеты и увеличивали её тираж.
Но рано или поздно всё заканчивается. Я не мог вечно скрываться и сидеть дома, а дочку всё же надо было отдавать в садик. И я снова приехал к себе домой, а Оля пошла в свой садик. Правда, я предупредил воспитательниц, что идёт суд, что нельзя отдавать ребёнка никому, кроме меня и бабушки, моей мамы. А если вдруг заявится моя бывшая жена, то сразу надо звонить мне.
Увы, как только суд стал подходить к финалу, Марина со своими «рериховцами» примчалась в садик, отметелив воспитательницу и вырвав у неё Олю, скрылась в неизвестном направлении. Все мои поиски ребёнка и попытки привлечь милицию ни к чему не привели – в милиции мне ответили, что это не похищение, что ребёнка забрала родная мать, не лишённая родительских прав. И они были правы – суд ещё не закончился.
Впрочем, сразу после того, как Оля оказалась у Марины, судья моментально вынес решение – оставить ребенка с мамой. Адвокат мне так и объяснила – суд никогда не будет насильно забирать ребёнка у того родителя, с которым он находится. И поскольку я так и не смог доказать факт зомбирования моей бывшей жены, она не алкоголичка и не наркоманка, то и нет причины забирать дочку у матери.
Каюсь – я потом много лет корил себя за то, что пытался отобрать Олю у Марины, что забрал её тогда из Феодосии. Возможно, именно этот случай повлиял на наши дальнейшие отношения с дочкой – когда ей исполнилось пять лет, моя бывшая жена стала препятствовать нашим свиданиям. А когда я приезжал в Феодосию с постановлением суда, кстати, противозаконным – судья разрешил видеться мне с дочкой только 30 и 31 числа каждого месяца, будто бы я лишён своих родительских прав – Марина прятала Олю в шкафу и вызывала милицию. Приезжал «Беркут» – ведь я типа избивал там всех – меня забирали в райотдел, после чего сразу освобождали. Но когда я снова являлся к дому, меня просто не пускали.