Я знал, что такие люди будут ехать из Грозного и прибудут они только к обеду. Но мне такая роскошь не позволительна. С армии я знаю, что снайпер должен загодя занять позицию. Я, как положено, взял с собой и суточный провиант. Не зря, сидеть пришлось долго. Эти идиоты, а иначе их и назвать невозможно, так нажрались, разумеется, в том числе и водкой, что даже всякий страх потеряли, ведь вроде всюду боевики, а они до полуночи гуляли, но внук дяди Гехо так и не появился. Я был зол. Прежде всего на самого себя – такой прекрасный был день, и, я знаю, у меня их осталось немного, а я из-за диких, даже низменных чувств какой-то мести, словно я могу этим что-то исправить и восстановить, просидел в засаде много-много часов. Тем более что все напрасно, по крайней мере, на сей раз не вышло. Уже темно, можно спокойно покинуть логово снайпера, но я не могу – злость все более и более одолевала меня. Я очень хотел стрелять, ночное видение включил, в оптику гляжу, а палец все время на курке, и я по лицам прицел навожу – нет, его нет, и сегодня не будет. Но я должен выплеснуть свою злость, должен пострелять, просто свою форму и прицел проверить. А вот и цель, и даже несколько, появилась. В густом кустарнике, чуть выше от райской поляны, блеснули, пропали, вновь ниже появились несколько пар хищных глаз. Волки очень хитрые и умные, ради каких-то объедков рисковать и столько выжидать не будут. Вероятнее всего, шакалы. И к тем, и к другим хищникам у меня свой счет, им тоже мщу. И вот, раз хоть такая цель появилась, во мне пробудился охотничий азарт – хочу стрелять. Еле-еле сдерживаюсь. А эти приезжие придурки только к ночи разъехались. У них и днем эта невыносимая музыка звенела на все ущелье. Однако днем она как-то глуше звучала, и почти на меня не действоавала. А вот с темнотой этот нелепый барабанный бой и визг – просто невыносимы. И эхо носит по горам этот вой. Были бы песни на чеченском или на русском, но нет, на английском. Хотя, по-моему, там ни языка, ни смысла, ни слов – визг, крики и стоны, как раз то, что надо для пьяниц и наркоманов. И под этот вой, что уже мои уши заложил, эти гуляки, вернее их пьяные тени, как черти кривляются в каком-то экстазе вокруг костра. Но вдруг с музыкой что-то случилось. Наступила давящая пронзительная тишина. Искривленные тени вокруг костра застыли:
– Давай! Музыку давай! – кто-то заорал на все ущелье, и в это время, видать, и им эта пьянь надоела, шакалы визгливо завыли. Этого хватило, чтобы гуляки чуть отрезвели. Видимо, испугались не на шутку. В спешном порядке убрались, даже костер не потушили. А я знаю, что шакалы безрассудные и перед запахом еды их ничто не остановит. Вот самый наглый и голодный хищник первым перешел речку, уже нашел остатки вкусной еды и даже прилег, что-то усердно грызя. Во мне с новой силой вспыхнул азарт охотника. Забыв обо всем на свете, я тщательно прицелился, словно от этого выстрела зависит мое существование, весь смысл жизни или хотя бы корм на ближайшее время – словом, древний инстинкт… Затаив дыхание, я плавно нажал на курок… Попал. Но не так, как целился. Целился наверняка, а зверь завизжал, корчится. Я еще выстрелил. И лишь после третьего выстрела точно в цель попал. Я расстроен. То ли на дне ущелья ветер покрепче, то ли глушитель влияет, а он действительно влияет. Даже на характер охоты. Все-таки хочется слышать звук выстрела. Чтобы эхо плавными раскатами по ущелью пронеслось, чтобы звуки этих ужасных диких мелодий и оргий отсюда исчезли. Отвинтил я глушитель, вновь прильнул к оптике. Осторожные волки давно бы все сообразили и скрылись, а шакалы все еще здесь, они толком и не поняли ничего, а может, даже довольны, что еды оставшимся больше достанется. Я вижу двух хищников. Взял на мушку того, кто покрупнее. На сей раз целюсь основательно, вроде как в подельника внука дяди Гехо. Так отчасти оно и есть. Наверное, поэтому выстрел удался – наповал, и резкое зычное эхо выстрела долгим, певучим камертоном пронеслось отголосками по ущелью. Этот выстрел и меня как-то отрезвил. Конечно, я в мыслях оправдываю себя – пристрелил, потренировался, руку и глаз проверил. И вряд ли кто в это время стрельбу услышит, если не караулит где-то рядом. А если и услышит, то не увидит. Я в прибор ночного видения всю окрестность осматриваю – был бы еще такой охотник, мы друг друга обнаружили бы.