Что ты такое говоришь?! – Ребекка вскочила и от неожиданности выплеснула вино на пол. Они молча посмотрели, как на зеленом ковре расплылась багровая клякса. – Несса – глава ковена. Она заменила мне мать!
– Потому что знала, что ты родишь Стихею. И, пожалуйста, не кричи. – Элизабет поморщилась и откинулась на спинку кресла. – А теперь Мари тебя не узнаёт.
– Не надо, не продолжай.
Элизабет уставилась на полную луну:
– Еще никогда раньше я не чувствовала такой беспомощности…
Мари очнулась от криков. И не сразу поняла, где находится. Она лежала на снегу в одной толстовке, которую обычно использовала вместо ночной рубашки, и тонких лосинах. Ее била дрожь. Пальцы впивались в мерзлую землю. Зимой лес казался суровым и одичалым.
С трудом собрала остатки сил и встала. Голые ступни не чувствовали холода, хотя он должен был впиваться в кожу иглами. Мари направилась в сторону внутреннего двора замка. Ноги не слушались, будто она передвигалась на палках. Но она должна была дойти. Хотя бы потому, что за каменной стеной разгорелся настоящий огонь. И крик – тонкий девичий крик пробрался в самое нутро, вымораживая сердце.
Узкая тропинка привела ее во двор, и Мари замерла. Одновременно с ней затих и надрывный, полный невыносимой муки крик. На помосте, который раньше служил лишь декорациями, сгорала девушка. Ее руки были вздернуты вверх и привязаны к столбу, а голова с рыжими локонами, прилипшими ко лбу, безвольно упала на грудь. Вокруг сгрудились студенты и преподаватели. Кто-то в отчаянии пытался погасить огонь, но ни огнетушители, ни ведра с водой не справлялись с магическим пламенем. Остальные завороженно смотрели, застыв, словно статуи. Все понимали – слишком поздно. Девушку уже не спасти.
Мари застыла вместе со всеми, и казалось, это ее кожу лижет огонь, это она умирает там, на помосте. От боли, что проникла в легкие через воздух с гарью, перед глазами поплыли разноцветные круги. Но Мари продолжала смотреть, как сгорает ее подруга. Айви, Айви, Айви… Мари бы узнала ее лицо и за тысячи миль.
Голоса закружились, вихрем подхватывая сознание и унося его ввысь.
Огонь стал расплываться перед глазами, воздух исчез. Мари больше не могла дышать. Чьи-то теплые руки подхватили ее. Знакомый сладкий парфюм слегка перебил запах горелой плоти, который вдруг стал нестерпим. Последнее, что увидела Мари, – это белый диск луны, издевательски горящий одиноким оком.
Глава 12
Слово ведьмы
Кто-то знакомый укачивал ее на руках и низким голосом напевал колыбельную, а когда Мари дергалась, повторял: «Тш-ш-ш…». Но долго удерживать ее он не смог.
Мари распахнула глаза и увидела над собой мрачное лицо Эллиота. Сама она была закутана в плед, и кажется, они сидели на кровати в их новом убежище.
Мари вспомнила, что произошло, и к горлу подкатила тошнота. Пустой желудок сжался.
– Отпусти, – шепотом приказала она.
Эллиот не стал сопротивляться и позволил ей сесть рядом. В маленькой комнате, где едва помещались односпальная кровать и шкаф, было темно. Однако яркий свет полной луны пробивался сквозь тонкие занавески, и этого освещения хватало, чтобы разглядеть Эллиота. Но Мари не хотелось на него смотреть. Она впилась взглядом в стену, а перед глазами алели языки пламени.
Нужно спросить. Нужно хотя бы попытаться сделать вид, что надежда еще есть.
– Нет, она не выжила. – Эллиот не стал мучить.
Его слова, на удивление, даже не коснулись Мари. Словно она изолировала себя от ужасов внешнего мира. Внутри пустота, вокруг пустота. И холодная решимость.
– Уйди, – произнесла она.
– Нет.
– Я должна это сделать!
Мари наконец посмотрела на Эллиота. В темноте он напоминал живого мертвеца. Кажется, гибель Айви ударила по нему сильнее, чем по Мари.
– Я не могу тебя оставить! Я уже упустил тот момент, как ты исчезла из дома. А потом оказалась в лесу! Ты хоть что-нибудь помнишь? – добавил он уже тише.
– Нет, не помню! – крикнула Мари. – Я ничего не помню, и поэтому обязана вспомнить! Я должна была вспомнить еще вчера, и тогда Айви была бы жива!
– А если ты потеряешь рассудок? – взвился Эллиот.